Под аркой победы. Часть 2. Мемуарная литература об Отечественной войне 1812 года

Алексей Венгеров, профессор, докт. техн. наук

«Письма русского офицера» Федора Глинки (1815-1816)

Долгое время «Письма русского офицера» считались едва ли не лучшим из всего написанного о наполеоновских войнах. Журнал «Русский вестник», в 1812­1813 годах первым опубликовавший некоторые из «Писем» Федора Николаевича Глинки, сравнивал их с самым известным эпистолярным произведением отечественной словесности — «Письмами русского путешественника» Н.М. Карамзина, но при этом карамзинские письма уподоблялись «песне соловья», а глинковские — «звуку оружия». Определение более чем лестное для автора, любившего повторять, что его «письма» рождались «не в уединении спокойном, но под небом, освещенном огнями обширных пожаров, посреди шума сражения, наконец, во время долговременного томления Отечества».

Глинка знал о войне не понаслышке. Окончив 1­й Кадетский корпус, в 1802 году он был выпущен прапорщиком в Апшеронский мушкетерский полк, вместе с которым прошел австрийскую кампанию 1805 года, участвовал в делах и сражениях при Амшттетене, Кремсе, Ольмюце, Аустерлице. В сентябре 1806 года вышел в отставку «за болезнью» и поселился в родовом имении.

Мирная жизнь смоленского помещика закончилась с началом наполеоновского нашествия. Присоединившись к действующей армии в Смоленске, Глинка видел гибель родного города, затем отступал вместе с полком, в котором служил его брат Григорий, а день Бородинской битвы провел неподалеку от ставки М.И. Кутузова, наблюдая за сражающимися.

Глинка Ф.Н. (1786—1880). Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием похода россиян противу французов, в 1805 и 1806, также Отечественной и заграничной войны с 1812 по 1815 год. С присовокуплением замечаний, мыслей и рассуждении во время поездки в некоторые отечественные губернии. [В 8 ч.] М.: тип. С. Селивановского, 1815-1816.

Ч. 1. Описание похода против французов в 1805 году в Австрии. 1815. 242 с.: 1 л. ил.

Ч. 2. Мысли, замечания и рассуждения во время поездки по Смоленской и Тверской губерниям. 1815. 224 с.: 2 л. — портрет, чертеж.

Ч. 3. Мысли, замечания и рассуждения во время поездки по Тверской, Московской и Киевской губерниям. 1815. 189 с.

Ч. 4. Описание Отечественной войны 1812 года до изгнания неприятеля из России и переход за границу в 1813 году. 1815. 257 с.

Ч. 5. Описание войны 1813 года по изгнании неприятеля за границу. 1815. 246 с.

Ч. 6. Обратный путь из Силезии в Россию; обозрения Смоленска после пожаров и разорения; путь до Вильны; путь через герцогство Варшавское; особенные замечания о Польше; Тадеуш Костюшко. 1815. 216 с.

Ч. 7. Описание Силезии и военных действий союзников под Рейном до взятия Парижа. 1815.201 с.: 3 л. — портрет, план, карта.

Ч. 8. Описание Парижа. 1816. 292 с.: 3 л. — портрет, ил.

1 октября 1812 года Ф.Н. Глинка был зачислен с прежним чином в Апшеронский полк и стал адъютантом генерала М.А. Милорадовича. Дрался при Тарутине, Малоярославце, Вязьме, Дорогобуже, Красном. С мая 1813 года по поручению командования составлял описание боевых действий минувшей кампании, опубликовал несколько военно­исторических трудов. Однако знаменитым имя скромного штабс­капитана сделали не они, а «Письма русского офицера», куда автор включил уже печатавшиеся ранее записки 1805 и 1806 годов, заметки о поездках по Смоленской и Тверской губерниям, но прежде всего — дневники и походные заметки, которые велись Глинкой от Смоленска до Парижа.

Издание вышло в восьми цельнокожаных переплетах. На крышках орнаментальные рамки золотого тиснения. На корешках орнаментальный узор и ярлыки красной кожи с золототисненым заглавием и номерами частей, форзацы «мраморной» бумаги. Формат издания 18x11 см.

На передних форзацах экслибрис «Библиотеки Московского Купеческого Собрания». На титульных листах штемпель черной тушью: «Собственность Моск. Купеческ. Собрания». Иллюстрации иллюминованы от руки акварелью. Первое отдельное издание знаменитой книги, в отличной сохранности, с полным комплектом иллюстраций. Библиографическая редкость.

Ч. 8. Титульный лист и гравюрный портрет прусского короля Фридриха Вильгельма III

Книгу ждал восторженный прием. «Письма эти по появлении своем имели блистательный успех, — вспоминал литератор Н.В. Путята, — они с жадностью читались во всех слоях общества, во всех концах России. Красноречивое повествование о свежих еще, сильно волновавших событиях, живые, яркие картины, смело нарисованные в минуту впечатлений, восторженная любовь ко всему родному, отечественному и к военной славе — всё в них пленило современников».

Иллюстрация: план Парижа с окрестностями

В новой книге публика прежде всего оценила присущий автору талант рассказчика и глубокое знание им предмета повествования. Это был взгляд на войну изнутри. Ведь только профессиональный солдат мог, к примеру, так спокойно и достойно рассуждать о цене человеческой жизни в боевых условиях: «Мы живем под тучами дыма и в области огней. Смерть ходит между и около нас. Нет человека, который не видел ее каждый день, и каждый день тысячи достаются ей на жертву! Здесь люди исчезают, как тени. Сегодня на земле, а завтра под землей!.. Сегодня смеемся с другом; завтра плачем над его могилой!.. Тут целыми обществами переходят из этого на тот свет так легко, как будто из дома в дом! Удивительно, как привыкли здесь к смерти, в каких бы видах не явилась: свистит ли в пулях, сеется ли в граде картечи или шумит в полете ядер и вылетает из лопающихся бомб — ее никто не пугается. Всякий делает свое дело и ложится в могилу, как в постель».

Примеры черно-белой и цветной иллюстраций издания

Тираж «Писем русского офицера» быстро разошелся. В предисловии к одному из позднейших переизданий Ф.Н. Глинка рассказал поучительную историю: «В 1817 году посетили меня в один вечер Жуковский, Батюшков, Гнедич и Крылов. Василий Андреевич первый завел разговор о моих “Письмах русского офицера”, заслуживших тогда особенное внимание всех слоев общества. “Ваших писем, — говорил Жуковский, — нет возможности достать в лавках... При таком требовании необходимо новое издание. Тут, кстати, вы можете пересмотреть, дополнить, а иное (что схвачено второпях, на походе) и совсем, пожалуй, переписать”. Гнедич и Батюшков более или менее разделяли мнение Жуковского. Крылов молчал и вслушивался, а наконец заговорил: “Нет, — сказал он, — не изменяйте ничего: как есть, так тому и быть. Не дозволяйте себе ни притягиваний нового к старому, ни подделок, ни вставок: всякая вставка, как бы хитро ее ни спрятали, будет выглядеть новою заплатой на старом кафтане... Представьте историку изыскивать, дополнять и распространяться о том, чего вы, как фронтовой офицер, не могли ни знать, ни ведать! И поверьте, что позднейшим читателям и любопытно, и приятно будет найти у вас не сухое официальное изложение, а именно более или менее удачный отпечаток того, что и как виделось, мыслилось и чувствовалось в тот приснопамятный 12­й год”».

Глинка послушался совета старого баснописца: «Письма русского офицера» остались в своем первозданном виде и с тех пор ценятся как один из наиболее значительных памятников отечественной батальной литературы. Достаточно сказать, что ими пользовался Л.H. Толстой, когда работал над романом «Война и мир».

«Записки о войне 1812 года» Алексея Ермолова (1864)

Вскоре после смерти Алексея Петровича Ермолова (1777—1861) русский эмигрант­генеалог, известный собиратель и публикатор секретных исторических материалов князь Петр Владимирович Долгоруков сообщил своему другу, тоже эмигранту, князю Ивану Сергеевичу Гагарину: «Я получил подлинник “Записок” Ермолова о 1812 годе, которые напечатаю». К этому времени (письмо датировано 31 октября 1862 года) у Долгорукова, к явному неудовольствию Герцена и Огарева, увидевших, очевидно, в своем соратнике по вольной печати опасного конкурента, появилась своя типография, где печатались в том числе его собственные периодические издания — газета «Листок» и журнал на французском языке «Le veridique» («Правдивый»). В 1863 году в этой типографии увидели свет “Записки” Алексея Петровича Ермолова о войне 1812 года».

Создавались записки в 1818­1824 годах, когда Ермолов покорял Кавказ, командуя Отдельным кавказским корпусом и исполняя обязанности главноуправляющего Грузией. В основе мемуарных очерков лежали его дневниковые записи (частично сохранившиеся до наших дней), позволившие с максимальной точностью воспроизвести события минувшей войны. Составляя записки, автор предназначал их не для печати, а «для прочтения в кругу самых близких друзей своих». Однако знакомство с воспоминаниями прославленного генерала не ограничилось избранным кругом. В публике распространялись многочисленные списки мемуаров, при этом переписчики, по утверждению автора, нередко делали в них пропуски и произвольные дополнения. Ермолову удалось достать три таких искаженных списка, авторство которых он отрицал. У историков войны 1812 года нет единого мнения о том, вносились ли изменения в текст исключительно переписчиками или самим Ермоловым, несмотря на его постоянные опровержения.

Записки Алексея Петровича Ермолова о войне 1812 года. Лондон: Тип. кн. Петра Влад. Долгорукова, 1863. 219 с., 22,5Ѕ14 см. В изд. обл. (а). Печатная обложка и титульный лист на русском и французском языках. Объявленная издательством цена — «7 шиллингов, или 2,5 прусских талера». Выходные данные типографии (б): Лондон. Печатано в типографии кн. <язя>
Петра Влад. Долгорукова

Современники Ермолова неоднократно выражали желание выпустить в свет его записки. В апреле 1833 года с подобным предложением обращался к отставленному от дел генералу Александр Пушкин. Но Ермолов не спешил обнародовать свои сочинения. Лишь в последние годы, следуя настоятельным просьбам близкого окружения, он начал готовить записки к изданию, которое по условию должно было выйти только после его смерти. Просматривая свои старые рукописи, Ермолов вносил изменения в текст, сам переписывал страницы набело, но довести эту работу до конца не успел. Наследником архива Ермолова, в том числе и записок, стал его племянник Николай Петрович Ермолов.

Ни в процитированном выше письме Гагарину, ни в предисловии «От издателя» Долгоруков не назвал корреспондента, приславшего ему «подлинник» записок. В предисловии о владельце рукописи говорилось весьма неопределенно как об «одном человеке», к которому Ермолов «питал полное доверие». Более того, завершая предисловие краткой биографической справкой о Ермолове, полученной вместе с записками, издатель счел нелишним сделать следующее заявление: «Выписав эти страницы из письма лица, приславшего нам “Записки” Алексея Петровича, мы, зная дикие понятия петербургского правительства о гласности вообще и за границею в особенности, считаем долгом присовокупить, что никто из членов фамилии Ермоловых не участвовал в присылке нам этих записок».

Первая полоса издания

Кроме «Записок Алексея Петровича Ермолова о войне 1812 года» (традиционное название «Записки генерала Ермолова, начальника главного штаба 1­й Западной армии в Отечественную войну 1812 года»), в издание Долгорукова вошли «Записка о службе артиллерии генерал­майора Ермолова до 1812 года включительно» и разного рода официальные документы времен Отечественной войны, составившие раздел «Приложения». В этом разделе оказались секретные предписания Ермолову от великого князя Константина Павловича, записки к нему графа А.А. Аракчеева и атамана М.И. Платова, рапорты и отношения генералов М.А. Милорадовича и П.П. Коновницына, адмирала П.В. Чичагова. Особый интерес представляли письма Александра I Кутузову, в одном из которых император выражал благодарность главнокомандующему за сражение под Бородином, а в другом высказывал недоумение по поводу сдачи Москвы без боя.

Почему записки Ермолова попали в разряд потаенной литературы наряду с воспоминаниями декабристов или, к примеру, секретными приказами и донесениями, менявшими представление о каком­либо историческом событии или политическом деятеле? В войну 1812 года Ермолов — генерал­лейтенант, начальник штаба 1­й армии, находившийся в прямом подчинении Кутузова, участник сражений под Бородином и Малоярославцем, лично водивший в атаку солдат. Его осведомленность о подоплеке важнейших стратегических решений, острый независимый ум в сочетании с беспощадной язвительностью в оценках тех или иных личностей — всё это нашло отражение в записках Ермолова. Лишенные привычной патриотической патетики, они являли собой образец лаконизма, точности и внутренней динамики, позволявшей говорить о литературном даровании мемуариста. Популярность запискам придавало, конечно, и их рукописное бытование, и упорное нежелание автора их обнародовать. В настоящее время, при всем обилии и разнообразии опубликованных источников, записки Ермолова остаются документом первого ряда по истории Отечественной войны 1812 года. 

КомпьюАрт 5'2012