Под аркой победы
Часть 4. «Правда о пожаре Москвы» Федора Ростопчина (1823)
Стереогравюра с картины «Наполеон из Кремля смотрит на пожар Москвы» В. Верещагина (1887-1895 гг.)
Французы вошли в Москву 2 сентября 1812 года около четырех часов дня, и в городе сразу начались пожары: московская полиция жгла военные склады с патронами и артиллерийскими снарядами, запасы провианта и снаряжения, барки с лесом. Тогда же были отмечены несколько случаев стихийных поджогов частных домов оставлявшими свое жилье хозяевами. Однако всё это вряд ли привело бы к гибели одного из крупнейших городов Европы, если бы не стоявшая в те дни сухая ветреная погода. Огонь стал быстро распространяться по покинутым жителями кварталам и 4 сентября достиг такой силы, что Наполеон счел нужным покинуть Кремль, чтобы переждать опасность за чертой города — в Петровском дворце.
От полного уничтожения Москву спас начавшийся 7 сентября дождь, но к тому времени три четверти ее построек превратились в руины. Из 9158 жилых строений сгорело свыше 6500, из 8500 лавок — 7100, из 586 постоялых дворов — 293, из 192 торговых рядов — 91, из 329 церквей — 122. Попытки французов остановить огонь успеха не имели: «весь огнегасильный снаряд» — 96 пожарных насосов и прочее имущество заблаговременно вывезли из города по распоряжению генералгубернатора Ф.В. Ростопчина (1763, по другим данным 1765—1826).
Ростопчин Ф. В. Правда о пожаре Москвы/ Пер. с фр. А. Волкова. М.: Университет. типография, 1823. 69 с.; 19Ѕ11,5 см. В полукожаном переплете времени издания. Крышки оклеены «мраморной» бумагой. На корешке золототисненый растительный узор. В верхней части корешка на ярлыке коричневой кожи тисненное золотом заглавие
Офицер, служивший под началом А.В. Суворова, любимец Павла I, занимавший в его царствование важнейшие государственные посты и ушедший в отставку после гибели своего благодетеля, Ростопчин был известен патриотическими настроениями и неприятием «французского якобинства». Как писал П.А. Вяземский, «он французов ненавидел и ругал на чисто французском языке». 29 мая 1812 года Александр I назначил его московским военным генералгубернатором, а еще через два месяца — главнокомандующим в Москве.
Титульный лист и первая полоса издания
Опытный администратор с несомненными организаторскими способностями, Ростопчин принял активное участие в формировании московского ополчения, наладил снабжение русской армии продовольствием. Вместе с тем, стремясь сохранить в городе спокойствие, в своих воззваниях он убеждал жителей, что Москву неприятелю не отдадут. Вероятно, Ростопчин верил в это сам, изза чего не смог вовремя эвакуировать все вверенные его попечению армейские и продовольственные припасы. И вот этого человека сначала Наполеон, затем москвичи, потом вся Россия и, наконец, европейское общественное мнение объявили виновником московского пожара.
Было ли это справедливо? Известно, что Ростопчин неоднократно заявлял: лучше предать город огню, нежели уступить врагу. Известен ряд отданных им приказов, казалось бы, подтверждающих это его намерение. Между тем, по мнению весьма авторитетных исследователей Отечественной войны 1812 года, московский главнокомандующий не успел осуществить свой замысел: ему помешал слишком скорый отход русских войск. Сам же Ростопчин неоднократно менял свои показания, то соглашаясь, то отказываясь от роли «московского Герострата».
В августе 1814 года граф Ф.В. Ростопчин, являвшийся в глазах большинства жителей Первопрестольной виновником их разорения, вынужденно оставил свой пост, вышел в отставку и, обиженный на неблагодарных сограждан, уехал к недавним врагам — в Париж. Именно там весной 1823 года вышла в свет его книга, призванная расставить все точки над «i», — «Правда о пожаре Москвы». Автор, до того гордившийся истинно русским языком своих сочинений, написал ее пофранцузски.
Пример верстки внутренних полос издания — в два столбца
Указав на то, что его имя «служит припевом к московскому пожару, как имя Мальбрука припевом к известной песне», Ростопчин писал: «Прошло десять лет со времени пожара Москвы, и я всегда представляем потомству и Истории как изобретатель такого происшествия, которое, по принятому мнению, было главнейшею причиною истребления неприятельских армий, падения Наполеона, спасения России и освобождения Европы. Без сомнения, есть чем возгордиться от таких прекрасных названий; но, не присваивая себе никогда прав другого и соскучась слышать одну и ту же баснь, я решаюсь говорить правду, которая одна должна руководствовать Историею... Я отказываюсь от прекраснейшей роли эпохи и сам разрушаю здание моей знаменитости». Далее Ростопчин обстоятельно доказывал, что не несет ответственности за гибель в огне древней столицы России. Впрочем, как выяснили современные историки, делал он это не всегда искренно и весьма вольно обращался с фактами. Однако книга заканчивается словами: «Я сказал правду, и одну только правду».
На русский язык «исповедь» Ростопчина перевел московский поэт Александр Абрамович Волков (1788 — не позднее 1845). Сын вицепрезидента Медицинской коллегии, отставной офицер, ставший чиновником Московского уголовного суда, Волков сотрудничал в «Вестнике Европы», «Московском телеграфе» и «Дамском журнале», выпустил сборник стихотворений для юношества и патриотическую поэму «Освобожденная Москва». Свой перевод ростопчинской «Правды о пожаре Москвы»
он посвятил патриарху московских литераторов, знаменитому поэту и баснописцу Ивану Ивановичу Дмитриеву (1780—1830), в 18101814 годах занимавшему пост министра юстиции. Обращаясь к Дмитриеву, Волков писал: «Ваша любовь к Отечеству, Ваша примерная справедливость, должности, Вами пройденные, — всё оправдывает мой выбор».
Текст посвящения (а) и последняя фраза книги «Правда о пожаре Москвы» (б)
Можно лишь восхититься скоростью, с какой «Правда о пожаре Москвы» дошла до российских читателей. Закончив свой труд, Ростопчин поставил под рукописью дату 5 марта 1823. Еще какоето время потребовалось для публикации книги в Париже. А цензурное разрешение на русское издание было подписано «статским советником и кавалером Львом Цветаевым» всего лишь через семь месяцев — «октября 18го
дня». Впрочем, в этом нет ничего удивительного: обостренный интерес москвичей к сочинению их бывшего градоначальника вполне объясним.
«Откровения» Ростопчина вызвали в России неоднозначную реакцию: одни безоговорочно им верили, другие подозревали в недосказанности, третьи прямо обвиняли во лжи. Однако самая проницательная рецензия на «Правду о пожаре Москвы» появилась лишь сорок лет спустя. Л.Н. Толстой, сделавший Ростопчина одним из героев своего романаэпопеи «Война и мир», так отозвался о «признаниях» московского генералгубернатора: «Впоследствии, объясняя свою деятельность
<в 1812 году>, граф Ростопчин писал, что у него тогда были две важные цели: “cохранять спокойствие в Москве и выпроводить из неё жителей”. Если допустить
эту двоякую цель, всякое действие Ростопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? — Для того чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Ростопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и другие предметы? — Для того чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Ростопчина. Стоит только допустить, что чтонибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным». А затем, дав эту убийственную оценку попыткам Ростопчина оправдаться перед современниками и потомками, Толстой, как и должно большому художнику, делает вывод на века: «Все ужасы террора основываются только на заботе о народном спокойствии».