Книжные автографы футуристов

Алексей Венгеров, профессор, докт. техн. наук

Футуризм, одно из главных авангардистских течений в европейском искусстве начала ХХ века, родился в 1909 году на юге Европы, в Италии, но практически сразу дал ростки на северной российской почве. Название нового движения имело в основе латинское слово «futurum», что означает «будущее», и присущие его последователям неукротимое стремление вперед, решительный отказ от прежней культуры, жадную мечту о рождении «нового человечества».

Требник троих (1913 год)

Треба — это богослужебный обряд (крестины, венчание, панихида), совершаемый по просьбе самих верующих. Требник — книга с молитвами для треб. «Требник троих» — знаменитый поэтический сборник «литературной компании» «Гилея», самой ранней и наиболее радикальной группировки русских футуристов.

Еще немногочисленные «будетляне» Москвы и Петербурга выразили в первом же своем манифесте, названном звонко и хлестко — «Пощёчина общественному вкусу»: «Только мы — лицо нашего времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве. Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с парохода современности. Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней...»

Считается, что название «Требник троих» придумал «отец русского футуризма» Давид Бурлюк, так как в новой книге «Гилеи» предполагалось представить творчество трех наиболее известных поэтов объединения: самого Давида Бурлюка, Владимира Маяковского и Виктора (Велимира) Хлебникова. Позже Д. Бурлюк настоял на сохранении названия, когда выяснилось, что авторский коллектив несколько расширится: к тройке избранных присоединился брат Давида — Николай. Как заметил Бенедикт Лившиц, имевший возможность наблюдать за метаморфозами издания с близкого расстояния, «собственно, это был “Требник четырех”... так как Давида и Николая нельзя было объявить одним лицом». Для сохранения видимости объективности пришлось пойти на компромисс: в объявлениях о появлении книги Давид и Николай Давидовичи были обозначены как одно лицо — Д.Н. Бурлюк.

Требник троих. Сборник стихов и рисунков. [В. Хлебников, В. Маяковский, Д.Н. Бурлюк.] М.: Изд. Г.Л. Кузьмина и С.Д. Долинского, 1913. 86 с.; 21Ѕ17,5 см. В изд. обл. (а). В верхней части титульного листа (б) дарственная надпись коричневыми чернилами: «Глубокоуважаемому Левкию Ивановичу [Жевержееву] Маяковский, Н. Бурлюк, Давид Д. Бурлюк». В нижней части тит. л. надпись черными чернилами: «Не зажиливайте. Куплено мною у букиниста в 1925 г. Н. Пунин». Описываемый экземпляр ранее входил в собрание Н.В. Казимировой

Сборник вышел из печати в начале апреля 1913 года. Его составляли 25 стихотворений Хлебникова, 14 — Маяковского и 31 — Бурлюков: 16 — Давида, 15 — Николая. Именно там впервые были опубликованы моментально ставшие скандально знаменитыми строчки Владимира Маяковского:

На чешуе жестяной рыбы

Прочёл я зовы вещих губ.

А вы ноктюрн сыграть могли бы

На флейтах водосточных труб?

В публикации представлен экземпляр «Требника троих» с дарственной надписью Л.И. Жевержееву (1881—1942) за тремя подписями — Маяковского, Давида и Николая Бурлюков.

С.М. Алянский, организатор издательства «Алконост», вспоминал: «Левкий Иванович Жевержеев был владельцем парчовоткацкой фабрики, но в Петербурге он был известен гораздо больше как собиратель, коллекционер. Фабрикой своей Жевержеев совсем не интересовался; там дела шли по давно, должно быть, еще его отцом заведенному порядку. Сам же он отдавал все свое время и средства поискам и собиранию редких книг. Книги Жевержеев собирал преимущественно русские, и почетное место среди них занимали первые издания сочинений наших классиков... Большой раздел в шкафах занимала современная русская поэзия, произведения поэтов всех направлений и группировок: от символистов до крайних футуристов и ничевоков... Среди библиофилов собрание книг Жевержеева считалось одним из лучших в Петербурге. Кроме книг, Жевержеев собирал всё, что относилось к истории русского театра: эскизы декораций и костюмов, портреты знаменитых актеров прошлого в ролях и в жизни, рисунки, гравюры и литографии с изображением сцен из спектаклей. Была у Жевержеева еще одна страсть — он любил собирать у себя деятелей литературы и искусства различных направлений. Кто только не бывал на “жевержеевских пятницах”! Там можно было встретить поэтов и художников, актеров и режиссеров, композиторов и искусствоведов. Там я впервые увидел Велимира Хлебникова, молодых художников Давида Штеренберга, Владимира Маяковского, который тогда выступал больше как художник, братьев Давида и Николая Бурлюков и других представителей искусства. Все они были люди молодые и шумные. Самым скромным и тихим на “пятницах” был сам застенчивый хозяин, которого никто из гостей не замечал. Он никогда не ввязывался в горячие споры, сидел где­нибудь, забившись в угол, и молча внимательно слушал возбужденные, шумные речи, иногда только улыбнется или нахмурится; он наслаждался атмосферой молодости».

В издании 15 листов иллюстраций. Иллюстрации — литографии по рисункам В.В. Маяковского, Надежды Д. Бурлюк, В.Е. Татлина, Д.Д. и В.Д. Бурлюков. Примеры иллюстраций

Левкий Иванович возглавлял тогда «Союз молодежи» — общество молодых литераторов и художников преимущественно «левого» направления. Постоянные посетители гостеприимной жевержеевской квартиры Маяковский и братья Бурлюки регулярно выступали на литературных вечерах «Союза молодежи», так что возможностей подарить просвещенному фабриканту свою только что вышедшую книгу у соавторов­футуристов имелось предостаточно.

После Октября 1917 года дела Жевержеева пошатнулись, и он начал распродавать свою библиотеку. Его главными покупателями стали С.М. Алянский, открывший букинистическую лавку на Колокольной улице, и известный петербургский книжник Ф.Г. Шилов. Вероятно, у кого­то из них и приобрел «Требник троих» с коллективной дарственной надписью известный художественный критик, один из теоретиков искусства авангарда, близкий знакомый всех участников сборника Николай Николаевич Пунин.

А Жевержеев, сумевший сохранить театральную часть своей коллекции, в конце 1918 года передал ее Петроградскому театральному музею. Левкий Иванович состоял в этом музее помощником директора со дня его основания и до конца жизни. Он скончался в 1942 году в блокадном Ленинграде.

Все сочиненное Владимиром Маяковским. 1909-1919 (1919 год)

Говоря о том, как складывалась его литературная судьба, В.В. Маяковский неизменно повторял, что стихи начал писать в 1909 году в Бутырской тюрьме, куда он, в ту пору пятнадцатилетний гимназист­недоучка и член РСДРП (б) с годичным стажем, был посажен за революционную агитацию среди рабочих. В автобиографическом очерке «Я сам» поэт так рассказал об этом: «Бутырки. Одиночка № 103. Одиннадцать бутырских месяцев. Важнейшее для меня время... Прочел все новейшее... Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать... Вышло ходульно и ревплаксиво... Исписал целую тетрадку. Спасибо надзирателям — при выходе отобрали. А то б еще напечатал!»

Несмотря на утрату первых поэтических опытов, отказываться от даты своего рождения как стихотворца Маяковский не собирался и, готовя весной 1919 года итоговый сборник, решил сделать его «юбилейным», приуроченным к десятилетию творческой работы, а потому и озаглавил: «Все сочиненное Владимиром Маяковским, 1909­1919». Скандально известный поэт, признанный лидер футуристов, бескомпромиссный певец нового строя, он выставлял на суд публики все, без изъятья, плоды напряженного литературного труда, о чем и заявлял в предисловии с вызывающим названием «Любителям юбилеев»: «В этой книге все сочиненное мною за десять лет: и вещи, получившие право на отдельный оттиск, и мелочи, соренные газетами и альманахами. Нами, футуристами, много открыто словесных Америк, ныне трудолюбиво колонизируемых всеми, даже благородно шарахающимися от нас писателями. Скоро сделанное нами станет не творимой, а разучиваемой азбукой. Оставляя написанное школам, ухожу от сделанного и, только перешагнув через себя, выпущу новую книгу. Владимир Маяковский. 24 апреля 1919 года».

Маяковский лукавил: первое стихотворение новой книги — «Утро» — датировалось не 1909­м, а 1912 годом, но автор пошел на эту маленькую хитрость, чтобы сохранить «юбилейный» формат. Своевольно раздвинув временные границы, в остальном Маяковский читателя не обманул: его творчество было представлено предельно полно. «Скрипка и немножко нервно», «Я», «Военно­морская любовь», «Облако в штанах», «Флейта­позвоночник», «Война и мир», «Человек», «Наш марш», «Мистерия Буфф», «Левый марш» — под одной обложкой, действительно, оказался собран «весь Маяковский».

Маяковский Владимир Владимирович (1893—1930) Все сочиненное Владимиром Маяковским. 1909-1919. [Пг.]: ИМО [Искусство молодых], [1919]. 283 с. Тираж 10 000 экз. В изд. наб. обл. 22Ѕ18 см. На обл. дарственная надпись синим карандашом: «Николаю Пунину благодарная Россия. Маяковский. Дана 25/III 20». Часть тиража была напечатана на бумаге лучшего качества, в обложке с тиснением, имитирующим кожу. Стоимость таких экземпляров в два раза превышала обычную

Довольно объемная для поэтического сборника (280 стр.), скромно изданная книжка с неизменным посвящением «Лиле» увидела свет в середине мая 1919 года. Откликаясь на ее появление, журнал «Вестник литературы» (1919, № 10) писал тогда: «“Сотую — верю! встретим годовщину”. Этими словами заканчивается только что вышедший сборник “Все сочиненное Маяковским”. Итак, один из наиболее нашумевших футуристов и, скажем, более интересный из них, верит, что молодым людям, разгуливавшим недавно в полосатых кофтах с выкрашенными лицами и с огурцами и ложками в петлицах, улыбается долгое будущее, Мафусаилов век. Многие лета им! Велики заслуги футуристов перед родиной и словесностью... Но несть пророков в своем отечестве... Открывателям словесных Америк едва ли предстоит такая заманчивая перспектива».

Здесь представлен уникальный экземпляр «Всего сочиненного Маяковским», подаренный поэтом через десять месяцев после выхода книги известному художественному критику, занимавшему в то время пост заместителя наркома просвещения по делам музеев и охраны памятников Николаю Николаевичу Пунину (1888—1953).

Маяковский познакомился с Пуниным в 1917 году, вскоре после Февральской революции. Пунин в то время пытался создать Союз деятелей искусств, куда должны были войти представители всех художественных группировок. Однако новая организация оказалась недееспособной, и вскоре после прихода к власти большевиков Пунин от имени руководства Союза обратился к только что назначенному наркомом просвещения А.В. Луначарскому с проектом государственного руководства художественной жизнью страны. Вскоре Пунину предложили организовать и возглавить один из важнейших отделов в системе Наркомпроса — Отдел изобразительных искусств (ИЗО). В 1918­1920 годах Маяковский активно сотрудничал с ИЗО, регулярно выступал на заседаниях Коллегии отдела, проходивших при неизменном председателе — Пунине. В стихотворении, обращенном к художнику Давиду Штеренбергу, Маяковский вспоминал:

Ещё хлестали пули­ливни —

Нас

с самых низов

прибой­революция вбросила в Зимний

с кличкой странной — ИЗО.

Влетели, сея смех и крик,

вы,

Пунин,

я

и Ося Брик.

Член Петроградской коллегии по делам искусств и художественной промышленности, комиссар Русского музея, комиссар Эрмитажа и Свободных художественных мастерских (бывшей Академии художеств), заведующий Петроградским отделом ИЗО, депутат Петроградского Совета — в течение нескольких лет Пунин являлся одной из ключевых фигур в системе советских органов власти, определявших культурную политику страны. Вероятно, как раз его заслуги в организации условий работы и быта людей искусства имел в виду Маяковский, даря Николаю Николаевичу свою книгу от имени «благодарной России». Формулировка, заимствованная с постамента памятника Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве, несомненно, несла в себе заряд иронии, но в то же время свидетельствовала об уважительном отношении поэта к административной деятельности своего знакомого.

Какое­то время Пунин входил в близкий дружеский круг Маяковского. Он неоднократно присутствовал при чтении поэтом своих стихов в домашней обстановке, они вместе выступали на публичных диспутах. В декабре 1920 года К.И. Чуковский записал в дневнике: «Теперь в глаза бросается именно то, чего прежде никто в Маяковском не замечал: основательность, прочность, солидность всего, что он делает. Он — верный и надежный человек: все его связи со старыми друзьями, с Пуниным, Шкловским и проч., остались добрыми и задушевными».

Летом 1921 года Н.Н. Пунина арестовали как участника «Петроградской боевой организации». Около шестидесяти человек, проходивших по этому делу, были тогда расстреляны. Николая Николаевича освободили через месяц, не предъявив никаких обвинений.

О том, что было впоследствии, Л.А. Зыков, муж внучки Н.Н. Пунина и его биограф, писал: «Пунин навсегда ушел от административной работы в правительственных органах. На этом, как он говорил впоследствии, кончился его “роман с революцией”. Его позиция по отношению к власти в дальнейшем мало менялась, он осознал репрессивную сущность коммунистического режима и не питал на этот счет никаких иллюзий. Вплоть до своего ареста в 1949 году Пунин занимался конкретными практическими делами: художественным руководством Фарфорового завода, работой в ГИНХУКе (Государственном институте художественной культуры), в Русском музее, писал статьи и книги, читал лекции по истории искусства... Жизнь Пунина закончилась в сталинском концлагере, в небольшом заполярном поселке Абель. Виной Пунина было преступное убеждение, что Сезанн и Ван­Гог — великие художники».

...К.И. Чуковский рассказывал, что однажды осенью 1924 года он спросил А.А. Ахматову, в то время жену Николая Николаевича: «Как вы думаете, чем кончится внезапное поправение Пунина?» — «Соловками», — невесело усмехнувшись, ответила Анна Андреевна... 

КомпьюАрт 9'2013