Иван Федоров и возникновение книгопечатания в Москве и на Украине

Глава 10. Исследования послереволюционной поры

Е.Л.Немировский

Иван Иванович Огиенко

Вацлав Юстинович Ластовский

Иларион Семенович Свенцицкий

Работы советских историков книги

Александр Александрович Гераклитов

Алексей Иванович Некрасов. Искусствоведческие исследования

350-летие украинского книгопечатания

350-летие со дня смерти Ивана Федорова

Социологические исследования

Александр Сергеевич Орлов

Октябрьская революция породила великий раскол в умах, коснувшийся и столь узкой области исторической науки, как историография русского первопечатания. Общество раскололось на два противоборствующих лагеря, от каждого из которых трудно было ожидать объективных оценок. Раскол этот был углублен после Второй мировой войны, когда к первой эмигрантской волне прибавилась вторая, а в 50-80-х годах — и третья. Статьи об истоках отечественного книгопечатания печатались как в советской, так и в зарубежной прессе. И в тех, и в других публикациях можно было отыскать рациональное зерно. Но его — увы! — не искали, предпочитая поливать друг друга грязью. При этом к политическому противостоянию прибавилось национальное. Украинским и белорусским авторам, оказавшимся в эмиграции, было ненавистно не только все советское, но и все русское. Это хорошо видно на примерах, которые мы приведем ниже. Начнем же с эмигрантской литературы.

Иван Иванович Огиенко

Иван Иванович Огиенко (1892-1971)¹ был воспитан на семинарах Владимира Николаевича Перетца (1870-1935). Этот высокоэрудированный филолог и педагог вывозил своих учеников в старинные российские города, где они изучали местные рукописные и старопечатные собрания, составляли их описи, изучали наиболее примечательные памятники. По результатам поездок издавались печатные отчеты, на страницах которых можно встретить немало материалов и о первопечатных изданиях.

После окончания университета Огиенко занимался педагогической деятельностью в различных киевских учебных заведениях. В послереволюционные годы он недолгое время был министром образования и религиозных культов Украинской Народной Республики, затем преподавал в Каменец-Подольском украинском государственном университетете, а в 1926-1932 гг. — на православном богословском факультете Варшавского университета.

Первые работы Огиенко об Иване Федорове были приурочены к 350-летию начала книгопечатания на Украине и опубликованы во львовском журнале «Стара Україна»². Тогда же им была задумана обстоятельная монография, посвященная жизни и деятельности московского и украинского первопечатника, о которой он неоднократно сообщал в печати³. Монография эта, где должны были быть собраны и все архивные документы о жизни и деятельности первопечатника, в свет так и не вышла. Между тем в библиографических указателях и некоторых трудах по истории книгопечатания она фигурирует как действительно существовавшая.

Статьи, опубликованные в 1924 году, в несколько сокращенном виде вошли в монографию «Iсторiя українського друкарства», изданную в 1925 году. Труд этот был задуман чрезвычайно широко – он должен был состоять из семи томов. Второй том автор собирался посвятить истории украинской книги XV-XVIII веков, третий и четвертый тома отведены описанию украинских старопечатных изданий, пятый и шестой – публикации архивных документов. Наконец, последний, седьмой том должен был представлять собой альбом репродукций отдельных полос украинских старопечатных книг.

В свет вышел лишь первый том, имеющий подзаголовок «Историко-библиографический обзор украинского книгопечатания XV-XVIII вв.»⁴. И.И.Огиенко собрал и обработал колоссальный библиографический материал. В этом отношении его труд не потерял значения до сегодняшнего дня. Все бы хорошо, но дело портит неприкрытая тенденциозность и ксенофобия. Там, где автор отходит от цитаты и библиографического описания, выступает откровенная, в чем-то даже патологическая ненависть прежде всего ко всему русскому.

Возникновение московского книгопечатания в изложении И.И.Огиенко выглядит следующим образом. Первая типография в Москве основана датчанином Гансом Миссенгеймом совокупно с «деякими iталiйскими друкарями», которые будто бы «жили в Москве»⁵. Помощниками иноземцев были «русины с Литвы и Польши — украинцы и белорусы, которые привезли в Москву первый типографский станок и литеры». Шрифт первых московских книг восходит к графике украинского киевского полуустава. Что же касается орнаментики, то она, по словам Огиенко, уходит своими корнями «в прекрасный мир волынской художественной школы, откуда вышли такие высокохудожественные произведения, как, например, Пересопницкре Евангелие 1556 года или Загоривский Апостол». Названные памятники действительно прекрасны, но их оформление с орнаментикой Апостола 1564 года не имеет ничего общего.

Но как быть с таким неприятным фактом, как основание первой типографии москвичом и великороссом Иваном Федоровым? Огиенко решает и этот вопрос. Он объявляет «найпершим друкарем українських книжок» работавшего в конце XV века в Кракове Швайпольта Фиоля⁶. Этому была посвящена и специальная статья, опубликованная в украинском журнале, издававшемся в Берлине⁷. Эта «счастливая» для националистического мышления находка много лет спустя была с восторгом воспринята немецко-фашистскими оккупантами, одобрившими проведение в 1941-1943 годах с великой помпой, несмотря на военное время, юбилея 450-летия украинской книги. Этой дате был посвящен специальный номер (№ 5) продолжающегося издания «Українська книга», изданный в 1943 году в оккупированном нацистами Кракове.

Такая позиция И.И.Огиенко тогда же вызвала горячие протесты на Украине. Филолог и книговед Сергей Иванович Маслов (1880-1957)⁸ писал по этому поводу на страницах киевского журнала «Бiблiологiчнi вiстi», что «Фиоль и Рудольф Борсдорф, который резал для него шрифты, были, как известно, немцами; типография работала на польской земле – в Кракове; тексты, положенные в основу напечатанных Фиолем Часовника, Октоиха и двух Триодей, находят аналогии не только в украинских, но и в московских и югославянских оригиналах». В связи с изложенным С.И.Маслов делает единственно возможный вывод: «летопись украинского книгопечатания необходимо начинать со дня выхода в свет львовского Апостола 1574 года» Ивана Федорова⁹.

Протесты раздавались и во Львове. Критикуя утверждения И.И.Огиенко о «московском притеснении» Украины, львовский историк Степан Бендасюк, автор вышедшей в 1935 году книги об Иване Федорове, отмечал, «сколь многими и притом драгоценнейшими культурными, экономическими, социальными и другими приобретениями Украина обязана Москве и в каком жалком состоянии Украина находилась в то время, когда ее общение с Москвой ослабевало и прерывалось»¹⁰. Об этих словах не грех вспомнить и сегодня, когда захлестнувшие Украину, а подчас и Россию, националистические страсти дают о себе знать и в историко-книжных публикациях. В связи с этим можно упомянуть изданную в 2001 году в Ужгороде книгу Александра Ороса «Грушевський монастир i початки кириличного слов’янського книгодрукування», наполненную просто-таки фантастическими измышлениями.

Однако вернемся к тем главам книги И.И.Огиенко, речь в которых идет о жизни и деятельности Ивана Федорова. Главы эти также предельно тенденциозны. Автор переименовывает московского и украинского первопечатника и называет его Iваном Хведоровичем. Тот же С.Ю.Бендасюк писал по этому поводу: «На страницах книги москвич Иван Федоров выступает чуть ли не украинским сепаратистом нашего времени, подвизавшимся некогда на украинских землях якобы во благо ныне строящейся Украины».

Впоследствии Иван Иванович Огиенко много занимался вопросами происхождения кирилловского письма и выпустил в свет полезную и интересную книгу о славянских просветителях Кирилле и Мефодии. После смерти в 1937 году горячо любимой жены принял постриг под именем Илариона. В 1940 году стал епископом Холмским, а в марте 1944 года был возведен в митрополиты. В дальнейшем переехал сначала в Швейцарию, а затем в Канаду, получил высокий церковный сан и стал митрополитом Украинской греко-православной церкви и деканом богословского факультета Колледжа св.Андрея. Огиенко продолжал заниматься научными изысканиями и в 1953 году опубликовал статью о львовском Апостоле 1574 года¹¹. Ему удалось вывезти в Канаду большую часть своей библиотеки, в которой были и издания Ивана Федорова¹².

Остается добавить, что в СССР труды И.И.Огиенко были под строжайшим запретом и лежали в спецхранах. Познакомиться с ними — увы! — было очень трудно. Полезную и интересную для специалиста «Iсторiю українського друкарства» автору этих строк с великим трудом удалось раздобыть, с помощью украинского библиографа Федора Филипповича Максименко.

Вацлав Юстинович Ластовский

Взгляды, аналогичные тем, которые пропагандировал И.И.Огиенко, но со специфическим белорусским уклоном развивал белорусский историк и литературовед Вацлав Юстинович Ластовский (1883-1938). После революции он жил в Литве, затем переехал в Белоруссию, покаялся в своих националистических заблуждениях и был даже избран в Академию наук Белорусской ССР. Это, однако, не спасло его от ареста и гибели в застенках ГУЛАГа.

В рамках нашей темы представляет интерес большой (776 страниц) труд В.Ю.Ластовского «Гiсторыя беларускай (крыўскай) кнiгi. Спроба паясннiцельнай кнiгопiсi ад канца Х да пачатку XIX стогодзьдзя», изданный в Каунасе в 1926 году. Это, по сути дела, сборник монографических статей о памятниках старобелорусской письменности. Включены сюда и книги, изданные на территории Белоруссии. Пишет Ластовский и о краковских изданиях Швайпольта Фиоля, которые он связывает не с украинской, как И.И.Огиенко, а с белорусской культурной традицией¹³. Об объективности автора можно судить хотя бы по следующему категорическому высказыванию: «Если бы не наша старая письменность, не было бы в России Пушкина»¹⁴.

На одной из страниц своего труда Ластовский рассказывает об узкошрифтном Четвероевангелии, которое, по его мнению, было напечатано в Несвиже. Доказательством тезиса служит голословное утверждение о том, что оно напечатано на той же бумаге, что и несвижские издания Симона Будного. Более того, утверждается, что «литеры анонимного Евангелия те же самые, что и в книгах Несвижской типографии». Делается следующий вывод: «Подобно тому, как первые печатные книги для белорусских земель печатались в Кракове и Праге, так и первые книги для Москвы, до основания в Москве собственной типографии, печатались в белорусских землях»¹⁵.

Упоминая о другом безвыходном Четвероевангелии и напечатанной тем же шрифтом Псалтыри, произвольно датируемой 1564 годом, Ластовский утверждает, что они были напечатаны одним из мастеров Франциска Скорины, который перебрался в Москву из Вильны. Что же касается Ивана Федорова, то учителем его был пришедший из Белоруссии Петр Тимофеев Мстиславец. Первопечатники основали новую типографию, однако и «новый шрифт не помог нашему пионеру друкарства в Москве, и другая типография была разгромлена, а друкари принуждены были бежать в белорусские земли»¹⁶.

Рассказывая в 1964 году о работах И.И.Огиенко и В.Ю.Ластовского автор этих строк писал: «Словно ядовитый туман застилает глаза национализм всякому, попавшему в его замаскированные тенета. Исследователь теряет перспективу, пренебрегает оценкой реальных фактов, не брезгает даже прямыми передержками… Страсти, бушевавшие несколько десятилетий назад, подчас кажутся нам преувеличенными и не стоящими внимания. Между тем национализм и сегодня продолжает делать свое черное дело, разъединяя то, что должно быть единым, и представляя врагами тех, кто должен дружить»¹⁷. От этих слов я не отказываюсь и сегодня. Хочу лишь добавить, что великорусский шовинизм, с проявлениями которого в интересующей нас отрасли мы сталкивались в послевоенные годы, а иногда сталкиваемся и сегодня, ничуть не лучше украинского или белорусского национализма. Замечу также, что в 1964 году я мог еще назвать имена И.И.Огиенко и В.Ю.Ластовского, а в скором времени и это было запрещено. Из выпущенного мною в 1978 году указателя литературы «Начало книгопечатания в Белоруссии и Литве. Жизнь и деятельность Франциска Скорины» цензура выбросила библиографические описания всех трудов В.Ю.Ластовского, для И.И.Огиенко почему-то было сделано исключение, — его имя было строго запретным лишь на Украине.

Иларион Семенович Свенцицкий

Значительно более счастливо, чем у И.И.Огиенко и В.Ю.Ластовского, сложилась судьба жившего и работавшего во Львове Илариона Семеновича Свенцицкого (1876-1956)¹⁸. Он скорее был филологом и искусствоведом, чем библиографом и книговедом, но всегда интересовался историей книгопечатания и в молодые годы составил два каталога, которые представляют интерес и сегодня. Образование Свенцицкий получил в Львовском университете, профессором которого стал уже в зрелые годы, в 1939 году. Первым каталогом, о которым мы должны рассказать, стало описание старопечатных славянских книг, принадлежавших Церковному музею во Львове¹⁹. Для формирования этого собрания много сделал видный представитель галицко-русской знати, глава (с 1902 г.) западно-украинской греко-католической церкви митрополит Андрей Шептицкий (1865-1944). Основу собрания заложила коллекция митрополита Михаила Левицкого. Для ее пополнения Свенцицкий ездил в Москву и здесь приобретал старопечатные книги у известного букиниста С.Т.Большакова. Каталог вышел в свет в 1908 году и включал достаточно подробные описания экземпляров старопечатных книг, во многих случаях приведены сделанные на их страницах записи. В Церковном музее многие издания имелись в нескольких экземплярах — Свенцицкий мимоходом говорит о «дублетах», но, к сожалению, не указывает их количества. Собрание Церковного музея попало впоследствии в Музей украинского искусства, который уже в наши дни был преобразован в Национальный музей. Печатного каталога это богатейшее собрание до сего дня не имеет.

В том же 1908 году вышла в свет составленная И.С.Свенцицким «Опись музея Ставропигийского института во Львове»²⁰. Наряду с иконами и всевозможной церковной утварью были зарегистрированы и книги кирилловской печати. Собрание впоследствии поступило в Львовский Исторический музей; оно также по сей день не имеет печатного каталога.

Надо сказать и о большом труде И.С.Свенцицкого, который вышел в свет в 1924 году, когда по всей Украине — в СССР и за его пределами, прежде всего во Львове, широко отмечалось 350-летие украинского книгопечатания. Называлась книга «Начало книгопечатания на землях Украины»²¹. В этой превосходно изданной и прекрасно иллюстрированной монографии очень сильно библиографическое начало. Наиболее ценным разделом монографии был альбом репродукций отдельных полос, гравюр, орнаментики и шрифта украинских печатных книг XVI-XVII веков. В книге были собраны и проанализированы интереснейшие материалы по истории львовских типографий XVII столетия. Что же касается нашей темы, то в этой области монография И.С.Свенцицкого ничего существенно нового не дала. Объяснение причин основания первой типографии в Москве всецело следует мотивировкам послесловия Апостола 1564 года. Короток и неполон очерк деятельности Ивана Федорова в Белоруссии и на Украине. В книге немало фактических ошибок, на что в свое время справедливо указывал С.И.Маслов²².

Значительно больший интерес для современного исследователя представляют библиографические и археографические работы И.С.Свенцицкого, а также его труды по истории старого украинского искусства, из которых историк книги может извлечь немало любопытнейших материалов для аналогий и сопоставлений²³.

Работы советских историков книги

Перейдем теперь к рассмотрению трудов историков книги, живших и работавших в Советском Союзе. Прежде всего надо сказать о произведенной в первое послереволюционное десятилетие национализации церковного имущества. Сама по себе эта акция была беззаконной. Социалистические страны, возникшие после Второй мировой войны, по этому пути не пошли. В процессе национализации многое было уничтожено. Церковную утварь и оклады богослужебных книг, выполненные из драгоценных металлов, зачастую переплавляли, а книги нередко просто сжигали. В результате потерялись следы многих книг, описанных ранее. Например, неизвестна судьба уникального по своим типографским вариантам экземпляра безвыходной Триоди постной, принадлежавшего Новоиерусалимскому Воскресенскому монастырю. Особенно много церковных книг погибло в годы после Второй мировой войны на территории Западной Украины и Белоруссии.

Были национализированы и наиболее крупные частные библиотеки.

Национализация книжных богатств имела и свои положительные стороны. Впервые в государственных книгохранилищах были собраны колоссальные собрания рукописной и старопечатной книжности, что открыло перед исследователями поистине необозримые перспективы. В одной Государственной библиотеке СССР имени В.И.Ленина, вобравшей в себя собрания Троице-Сергиевой лавры, Московской духовной академии, Оптиной пустыни и многих других церковных библиотек, оказалось, например, 34 экземпляра Острожской Библии 1581 года Ивана Федорова. Исследователи получили возможность знакомиться с интересующим их изданием не в одном, а в нескольких, иногда даже в десятках экземпляров. Это было справедливо подчеркнуто Николаем Петровичем Киселевым, который вообще-то был настроен оппозиционно к начинаниям советской власти²⁴.

Просмотр издания во многих экземплярах позволяет установить его точный состав, что по одному экземпляру сделать невозможно, ибо полные экземпляры старопечатных изданий встречаются редко. Появилась возможность выявить типографские варианты изданий, что, в свою очередь, позволило сделать немаловажные открытия. Был найден ряд новых, ранее неизвестных старопечатных книг; это весьма обогатило славяно-русскую библиографию. Надо сказать и о том, что условия хранения книг в государственных хранилищах были неизмеримо лучше, чем в монастырских и церковных библиотеках.

Однако в 30-х годах книжные собрания были подвергнуты новому испытанию. В поисках свободно конвертируемой валюты Советское правительство решилось на беспрецедентную акцию — распродажу национальных культурных богатств. Мы знаем, какой урон эта акция нанесла нашим музеям. Менее известно о распродаже книжных богатств, которые уходили подчас за бесценок. Был продан за границу единственный в стране экземпляр 42-строчной Библии Иоганна Гутенберга. Организованная в ту пору «Международная книга» издала специальный каталог предлагаемых для продажи кирилловских старопечатных изданий²⁵. В нем названы и издания Ивана Федорова — Псалтырь и Новый Завет 1580 года и Острожская Библия 1581 года. За первое из этих изданий просили 75, за второе — 100 американских долларов. Для сравнения укажем, что на современном книжном рынке Острожская Библия стоит 10 тысяч долларов. К счастью, находились библиотекари, которые, пренебрегая смертельной опасностью, умудрялись прятать драгоценные книги. Так поступал, например, уже упоминавшийся Н.П.Киселев, спасший от вывоза за рубеж наиболее ценные книги Научной библиотеки Саратовского университета, которые, перед тем как поступить в «Международную книгу», отдавались на экспертизу в Ленинскую библиотеку. В числе спасенных редкостей были московские безвыходные издания и книги Ивана Федорова.

Характеризуя в самых общих чертах достижения советской историографии отечественного первопечатания, отметим следующее. В трудах советских историков книгопечатание стало в один ряд с известными реформами 50-х годов XVI столетия, сделавшись важным фактором политической и социально-экономической истории Московского государства. Правда, надо признать, что интересующую нас тематику историки, как и в дореволюционные годы, не жаловали. Так, например, в известном труде Александра Александровича Зимина (1920-1980) «Реформы Ивана Грозного» (М., 1960) о возникновении книгопечатания вообще ничего не сказано.

Тем не менее начало книгопечатания на Руси нашло свое место в истории культуры русского народа — в литературоведении, искусствоведении и лингвистике. Значительно обогатилась фактологическая сторона вопроса – были открыты неизвестные ранее издания, описаны многие новые экземпляры, учтена фигурная гравюра и орнаментика, опубликованы новые документы.

Историей отечественного первопечатания занималось не так уж и много людей. Однако у нас есть возможность говорить о возникновении если не школ, то хотя бы определенных направлений в историографии русского первопечатания. Изучение интересующей нас темы в рамках политической и социально-экономической истории связано с именами А.С.Орлова, М.Н.Тихомирова, П.Н.Беркова, А.Д.Маневского, А.И.Клибанова, Б.В.Сапунова, Б.П.Орлова. Первопечатную книгу как предмет истории искусства изучали А.А.Сидоров, А.И.Некрасов, Н.П.Киселев, Е.В.Зацепина, Н.С.Большаков, А.П.Запаско. Лингвистический аспект представлен трудами Г.И.Коляды и А.М.Молдована. Наконец, разработка фактологической стороны вопроса, а также его книговедческих аспектов связана с именами А.А.Гераклитова, А.С.Зерновой, Т.Н.Протасьевой, Е.И.Кацпржак, Т.Н.Каменевой, Я.Д.Исаевича, Г.И.Голенченко, А.А.Гусевой, Ю.А.Лабынцева. О работах некоторых из названных ученых подробнее мы расскажем ниже.

Александр Александрович Гераклитов

Великолепные возможности, открытые концентрацией книжных фондов в государственных книгохранилищах, были использованы уже в самые первые послереволюционные годы. Здесь прежде всего необходимо назвать имя саратовского ученого Александра Александровича Гераклитова (1867-1933)²⁶. В основу его исследований было положено богатейшее собрание рукописей и старопечатных книг Саратовского университета, которое было создано в первые послереволюционные годы. Ядро его составила коллекция известного в Поволжье купца-хлебопромышленника, старовера П.М.Мальцева, поступившая в библиотеку в 1920 году.

Примерно в это время А.А.Гераклитов и заинтересовался историей московского первопечатания. Рукопись его первой работы в этой области — «К вопросу о раннем московском книгопечатании» датирована 25 марта 1922 года²⁷. Статья была переведена на украинский язык и в 1925 году опубликована на страницах киевских «Библиологических известий»²⁸. А.А.Гераклитов описал экземпляр узкошрифтного Четвероевангелия из собрания Саратовского университета. Он полностью солидаризировался с А.Е.Викторовым и архимандритом Леонидом Кавелиным в признании московского происхождения этого издания. Мотивировки указанных авторов он подкрепил новыми доводами.

Наиболее важный момент в статье — изучение бумаги рассматриваемого издания. Саратовский профессор был большим знатоком водяных знаков. Он составил превосходный альбом филиграней, который, правда, был издан лишь через много лет после его смерти. Гераклитов установил, что узкошрифтное Четвероевангелие было напечатано на французской бумаге. Это, по его мнению, служило лишним доводом в пользу московского происхождения издания, ибо польско-литовские книги печатались преимущественно на немецкой бумаге, а южнославянские — на итальянской. Приведя в своей статье большое количество вариантов водяных знаков, Гераклитов, тем не менее, не решился назвать какую-либо определенную дату появления в свет узкошрифтного Четвероевангелия. Он датирует издание в пределах 1551-1562 годов.

Следующая работа А.А.Гераклитова о безвыходных изданиях была доложена на заседании Исследовательского института при Саратовском университете 25 марта 1923 года²⁹. Три года спустя она была опубликована³⁰. А.А.Гераклитов анализирует здесь Триодь постную, среднешрифтные Четвероевангелие и Псалтырь. Особенно подробно и обстоятельно описана Псалтырь. Издание это было известно А.Е.Викторову. В письме к архимандриту Леониду Кавелину от 26 марта 1883 года А.Е.Викторов писал: «...могу сказать предположительно, что в музее (то есть в Румянцевском музее. — Е.Н.) есть эта Псалтырь, а именно из библиотеки Ундольского, только в неполном экземпляре. Помнится, имеется эта Псалтырь и в Императорской Публичной библиотеке, но тоже неполная. Наш экземпляр по музейному каталогу числится под № 72»³¹.

Хотя издание и было известно, никто и никогда не описал его сколько-нибудь подробно. Не описано оно и в сохранившейся части не опубликованного при жизни А.Е.Викторова его труда о московских безвыходных изданиях. Таким образом, именно А.А.Гераклитов ввел среднешрифтную Псалтырь на страницы специальной литературы. Он подробно проанализировал шрифт, орнаментику и полиграфическую технику среднешрифтных Четвероевангелия и Псалтыри и пришел к выводу, что они вышли из одной типографии. Триодь постная напечатана другим шрифтом, однако, по наблюдениям саратовского профессора, «каждая почти буква Триоди постной представляет собой уменьшенную, но точную копию соответствующей литеры Четвероевангелия и Псалтыри». В результате был сделан вывод, что и Триодь вышла из той же типографии.

Наиболее интересная часть и этой работы А.А.Гераклитова посвящена палеографическому анализу водяных знаков. Он впервые указал, что среднешрифтное Четвероевангелие, в отличие от остальных безвыходных изданий, напечатано не на французской, а на немецкой бумаге. Далее А.А.Гераклитов попытался датировать безвыходные издания. Его выводы в этой области были впоследствии уточнены в исследованиях А.С.Зерновой и Т.Н.Протасьевой.

Из других работ саратовского профессора, имеющих отношение к нашей теме, отметим его небольшую публикацию, посвященную ученику Ивана Федорова Анисиму Михайлову Радишевскому³². В 1925 году Гераклитов обнаружил в московском архиве Министерства иностранных дел (ныне в составе Российского государственного архива древних актов) документ, из которого явствует, что Радишевский, в будущем — известный печатный мастер, автор первой на Руси технической книги и технический руководитель Пушкарского приказа, пришел в Москву из Литовско-Русского государства в 1586 году и первоначально трудился на Печатном дворе переплетчиком.

Несомненный интерес представляют попытки А.А.Гераклитова датировать анонимное московское Четвероевангелие начала XVII века³³.

Значение работ Александра Александровича Гераклитова мы видим в том, что он первым в послереволюционные годы подтвердил новыми данными выводы А.Е.Викторова и архимандрита Леонида Кавелина о московском происхождении безвыходных первопечатных изданий, выводы, которые за давностью лет, уже начали забываться, Тем не менее труды саратовского профессора всецело принадлежали предшествующему этапу историографии русского первопечатания. Они продолжали линию, начатую исследованиями Викторова и Кавелина, и полностью сохраняли их фактографическую направленность. Выводов социально-экономического плана в них не делалось.

Алексей Иванович Некрасов. Искусствоведческие исследования

В 1921 году на страницах только что родившегося журнала, само название которого — «Печать и революция» — говорило о его направленности, была опубликована серия статей молодого профессора Московского университета Алексея Алексеевича Сидорова (1891-1978), объединенных названием «Искусство книги». Год спустя статьи вышли в Москве отдельной книжицей³⁴. В этих публикациях ни словом не упоминалось о первопечатной книге. Тем не менее значение их для нашей темы переоценить трудно. Впервые у нас А.А.Сидоров четко и недвусмысленно поставил вопрос о «большом и трудном искусстве» делания книги, ценить которое «долг каждого грамотного человека». Так была сформулирована проблема создания внутри искусствоведения специализированной отрасли — «искусства книги», задачи которой с самого начала рассматривались в сугубо практическом плане: «Работа над повышением уровня книжного мастерства да будет признана одною из самых неотложных культурных задач текущего момента». В аналогичном ракурсе рассматривалось и прошлое книжного дела. С этой целью был задуман и исполнен двухтомник «Книга в России», выпущенный в свет в 1924-1925 годах Государственным издательством и детищем А.А.Сидорова — Секцией полиграфических искусств Российской академии художественных наук. Перу Сидорова в этом издании принадлежала вступительная статья и большая работа об искусстве русской книги XIX-XX веков. Период, служащий предметом нашей работы, был освещен Алексеем Ивановичем Некрасовым³⁵.

Его первая статья, посвященная старопечатной книге, была опубликована еще в 1911 году, когда автор учился в Московском университете и посещал семинарий профессора Александра Сергеевича Орлова. Темой исследования для молодого ученого послужила старопечатная орнаментика³⁶. Эта же тема стала предметом диссертации, защищенной А.И.Некрасовым 20 апреля 1921 года. Много лет спустя А.С.Орлов вспомнил об этой защите и опубликовал свой краткий конспект, составленный для себя и содержавший изложение идей диссертанта³⁷. Старопечатная орнаментика и впоследствии продолжала интересовать А.И.Некрасова³⁸.

Этот ученый впервые ввел сведения о древнерусской книжной гравюре на страницы общих трудов по истории русского искусства. Он первым начал искать истоки старопечатной орнаментики в древнерусской рукописной книге и сделал в этой области много интереснейших наблюдений. Принадлежит ему и немало любопытных и ценных открытий, в числе которых указание прототипа рамки на фронтисписе первопечатного Апостола 1564 года.

Однако основная посылка трудов А.И.Некрасова была ошибочной. Ее лаконично определил А.С.Орлов, когда говорил, что «главной темой диссертации А.И.Некрасова было установление зависимости первопечатных московских книг от немецкой ксилографии». Доказательством этого тезиса Некрасов занимался и в последующих своих работах. Он справедливо критиковал «итальянскую теорию» В.Е.Румянцева и сделал немало для того, чтобы показать ее несостоятельность. Но в противовес ей он выдвинул столь же несостоятельную «германскую теорию». Из схожести мотивов и идентичности отдельных элементов орнаментики делались далеко идущие выводы о немецком происхождении русского книгопечатания — «заведение книгопечатания в Московском государстве вытекало из еретических кругов московско-новгородских, где почитывали немецкие книжки»³⁹. В связи с этим на свет снова извлекался пресловутый Ганс Мейссенгейм Богбиндер, которого объявляли учителем наших первотипографов.

По общеметодической установке и приемам исследования к работам А.И.Некрасова примыкает небольшая монография его ученика Н.С.Большакова о московской фигурной гравюре XVI века, содержавшая ряд интересных наблюдений⁴⁰.

350-летие украинского книгопечатания

В первые послереволюционные годы из печати вышел ряд популярных работ по всеобщей истории книгопечатания и о начале книгопечатания в России⁴¹. В этих работах перед нами вставал все тот же сусальный образ первопечатника, который культивировался в популярных брошюрах и статьях конца XIX — начала XX века. Даже с фактологической стороны авторы их повторяли утверждения старых историков, полностью игнорируя выводы А.Е.Викторова о безвыходных московских изданиях и архивные находки С.Л.Пташицкого и И.И.Малышевского.

Неудивительно, что все эти работы, в особенности же книжки А.Анисимова и И.Галактионова, подверглись справедливой критике. Здесь уместно назвать рецензию Г.Тысяченко, опубликованную на страницах юбилейного номера киевского журнала «Библиологические известия»⁴². Номер был посвящен 350-летию со дня выхода в свет первой украинской печатной книги — Апостола, изданного Иваном Федоровым в 1574 году во Львове. Журнал начал издаваться в 1922 году Украинским научно-исследовательским институтом книговедения, который в конце 20-х годов был обвинен во всех смертных грехах, и прежде всего в национализме, и разогнан. На страницах «Библиологических известий» было опубликовано немало статей, посвященных интересующей нас теме, и среди них уже известные читателю работы А.А.Гераклитова.

Юбилейный номер открывался небольшой вступительной статьей Г.Тысяченко, в которой была сделана лаконичная попытка дать общий социально-экономический очерк судеб типографского дела на Украине⁴³. Большой интерес представляла работа Павла Николаевича Попова (1890-1971), книговеда, но и библиофила, собравшего неплохое собрание древнерусской и староукраинской книжности⁴⁴. Называлась эта работа «Начало книгопечатания у славян»⁴⁵. В годы после Второй мировой войны она была дополнена и выпущена отдельным изданием⁴⁶. Это общий очерк славянского первопечатания, превосходно документированный, но несколько фрагментарный. Подобных очерков, надо сказать, в нашей литературе нет до сего дня.

На страницах юбилейного номера «Библиологических известий» П.Н.Попов опубликовал также обзор «Славянские инкунабулы киевских библиотек»⁴⁷. Здесь произошло некоторое смещение понятий. В статье были описаны не только инкунабулы — печатные книги второй половины XV века, но и более поздние кирилловские издания – вплоть до 1600 года. Всего же 37 изданий и среди них 5 изданий Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца. Острожская Библия 1581 года была учтена в 14 экземплярах. С обзором П.Н.Попова соседствовали другие библиографические обзоры, в которых были зарегистрированы старопечатные издания библиотек Киева, Самары и научной библиотеки Ленинградского университета⁴⁸.

Среди других статей, опубликованных в юбилейном номере «Библиологических известий», назовем большую работу С.И.Маслова о книгопечатании на Украине в XVI-XVIII столетиях, в которой несколько страниц было посвящено Ивану Федорову⁴⁹. О волынских типографиях при Иване Федорове и после него рассказывалось в статьях Виктора Александровича Романовского (1890-1971)⁵⁰ и К.Копержинского⁵¹.

Юбилейным изданием был и сборник «Украинская книга XVI-XVII-XVIII столетий», выпущенный в свет в 1926 году в качестве первого тома «Трудов» Украинского научно-исследовательского института книговедения. Открывался он большой статьей В.А.Романовского «Печатник Иван Федоров, его жизнь и деятельность»⁵². Эта монографического плана статья впоследствии была выпущена также отдельным изданием. В.Романовский поставил перед собой задачу собрать воедино все известные материалы о жизни и деятельности первопечатника и подвергнуть их критическому анализу. Он предполагал также дать социально-экономический анализ тех событий, на конкретном историческом фоне которых протекала деятельность Ивана Федорова. Надо прямо сказать, что эта задача оказалась В.А.Романовскому не по плечу. Раздел статьи, посвященный началу книгопечатания в Москве, фрагментарен и далеко не содержит всех тех сведений, которые к тому времени были известны науке. О безвыходных изданиях упоминается бегло. На свет опять извлекается «печатник Ганс», который будто бы учил наших первотипографов неизведанному ремеслу.

Более подробны и интересны разделы, посвященные деятельности Ивана Федорова в Белоруссии и на Украине. Особенно тщательно рассмотрен период пребывания первопечатника на Волыни. Автор привлекает архивные материалы; один из документов, весьма интересный, был опубликован им впервые. Коротко расскажем о дальнейшей судьбе В.А.Романовского. В предреволюционные годы он был членом кадетской партии и состоял в масонской ложе. Понятно, что беспощадный меч сталинских репрессий его не миновал. В 1931 году Романовский был арестован. К счастью, он выжил⁵³.

Среди других работ, опубликованных в сборнике «Украинская книга XVI-XVII-XVIII столетий», наибольший интерес для нашей темы представляет исследование П.Клименко о графике шрифта Острожской Библии⁵⁴. Это была первая попытка разобраться в художественных основах первопечатных шрифтов, выяснив одновременно их происхождение. Надо сказать, что эта тема остается плохо изученной и сегодня.

Определенный интерес представляет статья Николая Омельяновича Макаренко (1877-1938) об орнаментике украинской книги, которая, однако, в разделе, посвященном изданиям Ивана Федорова, повторяет выводы А.И.Некрасова. В дальнейшем Макаренко написал книгу «История украинской гравюры», но она издана не была. В 1937 году он был арестован и спустя год расстрелян.

Резюмируя все вышеизложенное, хотелось бы отметить, что работы, опубликованные на страницах изданий Украинского научно-исследовательского института книговедения, представляют несомненный интерес, так как в них произведена систематизация знаний в области отечественного первопечатания, накопленных наукой в течение ста с лишним лет. А в некоторых случаях публикации сообщали принципиально новую информацию (статьи А.А.Гераклитова, В.А.Романовского).

Что же касается 350-летнего юбилея украинского книгопечатания, то его хроника была опубликована на страницах сдвоенного номера «Библиологических известий» за 1925 год⁵⁵. Основные торжества и мероприятия проходили в Киеве. 29 марта 1924 года здесь состоялось торжественное заседание, на котором после вступительного слова основателя и директора Украинского научно-исследовательского института книговедения Юрия Алексеевича Меженко (1892-1969) с основным докладом «Иван Федорович – первый печатник» выступил профессор В.А.Романовский. Выступали также С.И.Маслов и Н.О.Макаренко. 30 марта в Украинском научно-исследовательском институте книговедения открылась выставка старопечатных изданий. Представлена здесь была и юбилейная литература. Работала выставка всего 10 дней, но ее посетили 1230 человек.

Выставка истории украинской книги и книгопечатания состоялась и в Одессе. В Екатеринославе и Каменце-Подольском прошли юбилейные заседания.

Во Львове, который в ту пору подлежал польской юрисдикции, были изданы монографии И.И.Огиенко и И.С.Свенцицкого, речь о которых шла выше. Вышел также юбилейный, хорошо иллюстрированный номер журнала «Старая Украина» (№ 2-5) со статьями М.Возняка «Судьба типографии Ивана Федоровича», М.Голубца «Графика изданий Ивана Федоровича», В.Дорошенко «Первая книга, напечатанная на Украине, — Апостол Ивана Федоровича», И.Кревецкого «Судьба надгробного камня Ивана Федоровича» и «Воспоминания Ивана Федоровича про начало книгопечатания на Украине», И.П.Крипякевича «Бумага украинских изданий Ивана Федоровича», И.И.Огиенко «Иван Хведорович, основатель постоянного книгопечатания на Украине. Жизнь и деятельность» и «Иван Хведорович в научной литературе (1704-1924)». 18 мая 1924 года во Львове состоялась «Святочная Академия» — посвященное юбилею заседание, организованное работниками львовских типографий.

350-летие со дня смерти Ивана Федорова

В 1933 году в Советском Союзе торжественно отмечалось 350-летие со дня кончины первопечатника Ивана Федорова. Основным юбилейным мероприятием было торжественное заседание Академии наук СССР, состоявшееся 18 декабря 1933 года. Открыл его президент Академии Александр Петрович Карпинский (1846/47-1936). «Заслуга Ивана Федорова, — сказал он, — лишь сейчас, когда наша страна гигантскими шагами идет по пути культуры и выходит на первое место по численности и характеру своей книжной продукции, — лишь сейчас заслуга Ивана Федорова может быть оценена в полном объеме и по достоинству»⁵⁶. Сказано вполне в духе эпохи, когда среди интеллигенции преобладали эйфорические настроения. Репрессии 1937 года были еще впереди.

На торжественном заседании были прочитаны следующие доклады: А.И.Малеин «Западноевропейская книга ко времени Ивана Федорова»; С.Н.Чернов «Из истории науки и техники в Московском государстве первой половины XVI века»; Б.Д.Греков «Типографское дело и состояние производительных сил в Московском государстве XVI века»; А.И.Некрасов «Первопечатная русская гравюра»; В.Г.Чернобаев «Начало книгопечатания у западных славян».

Хроника юбилейных мероприятий отражена в статье А.С.Емельянова, опубликованной в 1935 году под весьма характерным названием «Советская общественность и Иван Федоров»⁵⁷. Размах торжеств был действительно широк. Их задачи Емельянов сформулировал так: «Восстановить подлинное лицо исторического Ивана Федорова, человека своей эпохи, уяснить классовый смысл его деятельности, наряду с разоблачением псевдонаучных представлений в литературе об Иване Федорове; попытаться подвести итог тому, что было сделано наукой по изучению начального периода книгопечатания в феодальной Руси; привлечь внимание исследователей к вопросам истории книгопечатного дела в России и СССР и к многообразным проблемам, связанным с ролью печати во вторую пятилетку».

В декабре 1933 года в Институте книги, документа, письма в Ленинграде состоялась выставка «Славянское книгопечатание в эпоху разложения феодализма»⁵⁸, на которой, кроме старопечатных изданий, говоря словами Емельянова, были «представлены сведения и о книжной продукции в Советском Союзе в сопоставлении с довоенным временем и положением печати в странах капитализма в настоящее время».

Статьи, а иногда и специальные страницы, посвященные юбилею, были опубликованы во многих газетах. Академия наук организовала выездные юбилейные заседания в крупнейших типографиях. В Москве торжественные заседания провели Ученый совет Центральной книжной палаты, Научно-исследовательский институт полиграфической и издательской промышленности, Всесоюзная библиотека имени В.И.Ленина, Всероссийское общество филателистов. Для последнего заседания был особый повод: Народный комиссариат связи СССР выпустил две юбилейные марки с изображением памятника Ивану Федорову. Делалось это впервые. В дальнейшем, уже после войны, традиция была подхвачена и продолжена.

В 1935 году в свет вышел сборник «Иван Федоров первопечатник», в котором были собраны в основном доклады, прочитанные на юбилейном заседании Академии наук СССР; к ним были присоединены несколько специальных статей. Издание это — значительный этап в историографии отечественного первопечатания. На его страницах была предпринята попытка дать своеобразную сводку всех работ в этой области – мы говорим о подробнейшем и тщательном библиографическом труде Александры Петровны Лебедянской (1888-1965)⁵⁹. Несколько слов – об этой скромной исследовательнице. Она получила образование в Педагогическом женском институте в Санкт-Петербурге, затем занималась преподавательской деятельностью. Трудное и противоречивое время не позволило ей сразу же посвятить себя научной работе. «В 1914 году начала готовиться к экзаменам на степень магистра русской истории, — писала Лебедянская в своей автобиографии, — но за отменой их в 1917 году вела научно-исследовательскую работу в частном порядке. Научную работу начала студенткой, избрав специальностью русские древности под руководством академиков С.Ф.Платонова и Ф.И.Успенского и профессора А.А.Спицына»⁶⁰. В 1925-1930 гг. А.П.Лебедянская трудилась в Отделе рукописей Библиотеки Академии наук СССР, затем – в Центральной геологической библиотеке и, наконец, в сентябре 1936 года пришла в Артиллерийский исторический музей, в стенах которого занималась научной деятельностью около 20 лет. Основные ее работы этого периода, к сожалению оставшиеся неопубликованными, посвящены жизни и деятельности ученика Ивана Федорова Анисима Михайлова Радишевского. Именно Лебедянская впервые установила тождество типографа Анисима Радишевского и пушкарского мастера Анисима Михайлова, автора первой русской технической книги⁶¹.

Возвращаясь к юбилейному сборнику 1935 года, скажем, что на его страницах несколько важных наблюдений опубликовал Павел Наумович Берков (1896-1969)⁶², впоследствии известный филолог, член-корреспондент Академии наук СССР. Из них особенно важна убедительная аргументация против распространенной версии о поджоге и разгроме московской типографии Ивана Федорова, а также интереснейшие замечания о связи первопечатника с польской типографской традицией⁶³.

Любопытна и статья специалиста в области геральдики и генеалогии Владислава Крескентиевича Лукомского (1882-1846)⁶⁴, который провел аналогии между типографской маркой Ивана Федорова и гербом одной из польских шляхетских фамилий⁶⁵. Этот необычный экскурс в область древней геральдики позволил выдвинуть гипотезу, о которой мы в свое время расскажем читателям.

Все это, однако, не было главным. Составители сборника превосходно понимали, что на его страницах должна была быть четко сформулирована точка зрения советской историографии по интересующей нас проблеме. Это должно было быть сопровождено нелицеприятной критикой того, что в ту пору именовали буржуазной и феодальной историографией. Поэтому прежде всего следовало предпринять социально-экономический анализ обстоятельств введения книгопечатания на Руси.

Социологические исследования

Ответить на эти вопросы призваны были две статьи сборника «Иван Федоров первопечатник». Первая из них принадлежала перу академика Александра Сергеевича Орлова, который в ту пору был директором Института книги, документа, письма. Об этой работе речь пойдет ниже. Вторую написал аспирант Института Игорь Всеволодович Новосадский (1907-1941)⁶⁶. Этот молодой ученый посвятил нашей теме кандидатскую диссертацию, некоторые разделы которой и были опубликованы⁶⁷.

Основная посылка работы была правильной. П.Н.Берков видел ее в тезисе о книгопечатании как «органическом звене в политической программе дворянско-буржуазной монархии Грозного»⁶⁸. Мы можем согласиться с этим, оставив на совести автора эпитет, присвоенный им Московской Руси середины XVI столетия. Однако когда дело доходило до конкретного объяснения обстоятельств и причин введения книгопечатания, И.В.Новосадский пускался в модные тогда социологические построения. Много сил и труда он затратил на то, чтобы выяснить, каков был «характер» московской первопечатной книги – «буржуазный» или «феодальный». Речь шла не о характере производства и не о производственных отношениях в первых русских типографиях, а именно о книге. Вывод же был таков: «Поскольку печатная книга длительное время служила интересам крепостнического государства, она приобрела черты феодальные...». Отсюда следует совершенно ложное заключение о том, что «первопечатная книга в руках самодержавия явилась прежде всего идеологическим орудием политического и экономического закрепощения русского крестьянства и крестьянства национальностей Поволжья и Сибири, завоеванных в эпоху Грозного»⁶⁹. Таков был стиль и язык эпохи, одним из главных свершений которой было уничтожение самостоятельного и зажиточного крестьянства.

О положительной роли введения книгопечатания И.В.Новосадский забывает. Печатная книга рассматривается им прежде всего как важнейшее звено религиозной системы, в которой он видит основное идеологическое орудие духовного порабощения угнетенных классов.

В полном противоречии с этим тезисом находится утверждение И.В.Новосадского о том, что именно духовенство было основным противником основания первой типографии. Диссертант механически распространил на Московскую Русь известный тезис Фридриха Энгельса о том, что церковь выступает против книгопечатания, ибо последнее угрожает духовенству потерей монополии на просвещение. Впрочем, тезис этот сомнителен и в применении к западноеаропейским условиям. За последнее утверждение Новосадского критиковал Борис Дмитриевич Греков, отметивший, что «древнерусское духовенство, о котором часто упоминает автор, не является чем-то единым, монолитным и по своему социальному положению и по своей идеологии»⁷⁰.

Пытаясь отыскать, в чем проявилось «буржуазное влияние на первопечатную книгу», И.В.Новосадский видит его прежде всего в воздействии западной культуры. Отсюда совершенно голословно утверждается факт «прогрессивного падения техники рукописной книги» на Руси, а также «факт влияния западного буржуазного искусства на первопечатную книгу, влияния, сказавшегося в стремлении к реализму в орнаментации заставок и инициальных букв и в гравюре в противоположность феодальному схематизму и аскетизму». Так утверждать может только человек, ни разу не державший в руках древнерусскую рукописную книгу!

В свете всего изложенного Иван Федоров, по словам И.В.Новосадского, выступает перед нами «проводником политики дворянства и торговой буржуазии в их борьбе с боярством и феодальными слоями церкви».

Значительное место в работах И.В.Новосадского уделено общеметодическим вопросам. Он считал, что задачей истории книги является «изучение роли книги, как орудия пропаганды и агитации классовой идеологии, а также средства ее сохранения и накопления». При этом подчеркивается, что «такая точка зрения кладет в основу истории книги изучение роли книги в борьбе классов, то есть классовую роль ее идеологического содержания, а не историю книгопечатания». Эта точка зрения ведет к подмене некой «наукой наук», истории политических учений, истории науки, истории литературы, истории искусства.

Попытки И.В.Новосадского и в определенной степени П.Н.Беркова сконструировать новое марксистско-ленинское книговедение сопровождались тотальным отрицанием всего того, что в этой области делалось ранее и грубыми выпадами против ученых, работавшей в этой области, которые объявлялись чуть ли не врагами народа. Все это в конечном счете привело к тому, что книговедение было объявлено «буржуазной лженаукой». Молодые «новаторы» рубили сук, на котором сидели. Институт книги, документа, письма в конце 30-х годов закрыли.

Что же касается Игоря Всеволодовича Новосадского, то в сентябре 1941 года он погиб на фронте, защищая Ленинград от наступавших фашистско-немецких войск.

Александр Сергеевич Орлов

Академик Александр Сергеевич Орлов (1871-1947)⁷¹ был крупнейшим литературоведом, и ему, конечно, претило все то, что творилось в стенах формально руководимого им института. Будучи ученым широкого профиля, он много и плодотворно занимался интересующей нас темой — решал общеметодические вопросы, изучал историю орнаментики, работал в смежных отраслях[lxxii]. Его основная работа, посвященная началу московского книгопечатания, была опубликована на страницах сборника «Иван Федоров первопечатник»⁷². Впоследствии А.С.Орлов возвращался к этой теме в трудах по общей истории древнерусской литературы⁷³.

А.С.Орлов впервые поставил основание первых русских типографий в один ряд с теми явлениями культурной жизни, которые служили делу становления и укрепления централизованного государства, делу уничтожения феодальной раздробленности. Для этих явлений он нашел удачный термин — «обобщающие предприятия». Цепочка их начиналась с рукописной Геннадиевской Библии 1499 года.

Мероприятия по централизации и унификации духовной жизни Московской Руси А.С.Орлов связал с деятельностью того кружка вокруг молодого царя Ивана Васильевича, который Андрей Курбский назвал «Избранной Радой» и который некоторые историки ХХ столетия именовали «правительством компромиса». С деятельностью Рады впервые было связано и внедрение книгопечатания. Последующие работы советских историков и в первую очередь Михаила Николаевича Тихомирова развили и капитально обосновали эту точку зрения.

В трудах А.С.Орлова была впервые преодолена узкая и ограниченная биографичность, свойственная старым работам по истории русского первопечатания. Вследствие этого они могут быть причислены к серьезным успехам отечественной историографии.

КомпьюАрт 3'2003