Облик слова
Редко, очень редко издаются у нас книги по типографике. Так редко, что выход каждой из них становится событием. Тут уж не до критики — спасибо, что постарались, написали, выпустили в свет. Какие бывают шрифты, как с ними управляться — все это нужно знать, а еще лучше постоянно держать под рукой книгу, в которой об этом рассказано. Но даже таких книг, простых, нужных, как хлеб, на всех не хватит.
И вот — о, чудо! — не просто хлеб, а настоящий деликатес. Праздник для сердца и ума — двухтомник, в котором первая часть написана в виде словаря основных типографических терминов, а вторая представляет собой альбом к нему, где каждая страница содержит иллюстрацию к очередной статье. Но это только по форме словарь, здесь каждое понятие из словника не истолковывается в методически выверенных и бесстрастно изложенных объяснениях. Каждая статья — маленький, а то и довольно объемный (например, Акциденция) опус, эссе — художественное произведение, очень страстное и очень личное. Автор боготворит свое дело и стремится внушить такое же благоговение читателю. Его вкус безупречен. Его эрудиция поражает, но не пугает, ибо найденный им тон, добрый и лишенный назидательности, вызывает расположение и порождает ответные теплые чувства.
Книга предназначена для ворошения — не для того, чтобы прочитать ее одним махом от начала до конца и на том успокоиться, а чтобы открывать на любой странице от случая к случаю, когда душа того требует. В то же время в ней есть внутренняя логика и структура, не исчерпывающаяся алфавитным построением. Антонимы собраны вместе («Свои и чужие шрифты»). Под заголовком каждой статьи приведены все близкие по смыслу или непосредственно связанные с ней термины из словника. Начинай с любого места и, путешествуя по этим ссылкам, рано или поздно прочтешь всю книгу. И не пожалеешь.
Как изложение всякой глубоко личной системы взглядов, к тому же не претендующей на завершенность и строгость, книга вызывает самые различные эмоции. Иногда просто соглашаешься с автором, иногда принимаешь к сведению то, чего раньше не знал, часто задумываешься: а согласен ли ты с автором? Порой чувствуешь, что следовало бы, по крайней мере поспорить с ним, чтобы принять сказанное не просто на веру, а через полное осознание и убежденность. Или отвергнуть.
Мысль высказана, надо ее чем-то подтвердить. Вот фраза из вступления: «Произведение типографики можно в деталях передать по телефону». Уверен, что каждый воспримет эту мысль по-своему. Мне пришлось хорошенько подумать, прежде чем решить, что я с ней не согласен. Я пришел к убеждению, что самый подходящий вид искусства для передачи по телефону — это литература, где-то дальше, с большим отрывом, располагается музыка, а типографика в этой системе координат находится немногим дальше от нуля, чем разные визуальные искусства и архитектура. Но специалист со специалистом смогут содержательно поговорить по телефону даже об этих предметах, поскольку они хорошо понимают друг друга и используют развитой профессиональный лексикон, или сленг. Если подобным образом задумываться над каждым нетривиальным высказыванием автора, а их в книге великое множество, читать ее придется бесконечно…
Объекты типографики задышали, стали живыми через образы, иной раз поразительно удачно найденные автором. Шрифты, например, ведут свой род от Адама и Евы — гротеска и антиквы. В этой генеалогии найдется место и для различных аномалий — в семье не без урода», и для других явлений, представляющих научный и практический интерес. Такой художественный метод позволяет давать их толкование в терминах, идущих от биологии и психологии. Получается очень эмоционально.
«Самый читающий народ — далеко не самый видящий читаемое («главное — содержание»)» — это тоже из вступления. Автор подтверждает свою мысль цитатой, гласящей, что в России главным в печатном слове всегда было не «как», а «что». Эта мысль, выходящая далеко за рамки типографики, характеризует ту среду, в которой типографика существует. Я боюсь таких резких обобщений, а с этим конкретным заявлением, пожалуй, не могу согласиться. Велика Россия, разные люди ее населяют. Большинство «читателей газет» (по Цветаевой) действительно не обращают внимания на «как», но таковых полно и в других странах. А тех немногих, кому адресует свою книгу автор (согласно тиражу, их всего-то три тысячи), долгое время не интересовало именно «что». Потому что оно от них мало зависело, главный выбор делался за них.
«Книга была написана, когда Россия вступила в полосу компьютеризации, в момент, который не случайным образом совпал с началом крушения советской власти» — это тоже мысль автора, и с ней я в принципе согласен. Но думаю, что благодатную почву подготовило телевидение: мы увидели то, что от камеры невозможно скрыть, — х лица, их глаза. Без ретуши.
Компьютерщики, работавшие в издательствах, с самого начала появляли большой интерес к шрифтам и типографике вообще. Люди обнаружили перед собой новую проблему и стремились решить ее, приобретая необходимые знания. Такова психология компьютерщика: всегда быть адекватным возникающим проблемам. Общий язык с художниками нашли быстро; тогда (10-12 лет назад) в издательствах работало много квалифицированных художников, владевших типографической культурой. Несколько сложнее, но в целом успешно налаживались контакты с техническими редакторами: мешали субъективные причины, приходилось перераспределять обязанности. Беды начались потом, когда настоящих компьютерщиков стало не хватать. Поле деятельности расширялось слишком стремительно, и пахать на нем набежали дилетанты.
«Я вполне осознаю, что глава «дигитальный набор» вряд ли удовлетворит компьютерных асов<…> Я было озаботился необходимостью ревизии своего труда, однако ревизия не понадобилась». Перед тем, как подводить итог, заглянем в эту главу.
«В дигитальном, или, переводя с английского, цифровом, наборе дробится и сама буква, безусловно неделимая во времена Бодони. Любое изображение, цифровое и нецифровое, задается в угодной компьютеру двоичной системе как комбинация заполненных или пустых ячеек весьма мелкой сетки. Такая ячейка получила название pixel... Буква, разбитая на пиксели, неизбежно приобретает шероховатый контур, заметный тем более, чем ниже разрешающая способность сканирующих, печатающих и экспонирующих устройств…» Сканирующие устройства, понятно, не при чем — если это текст, перед дальнейшей обработкой его распознают и лишают пиксельной природы. Набор состоял из «дробленых» букв недолго, во времена растровых шрифтов, а потом PostScript восстановил цельность букв и вернул процессу конструирования шрифтов первородный смысл, только инструменты были уже другими и результат стало невозможно потрогать руками. Вскоре появились шрифты TrueType, векторные шрифты одержали полную победу, а дилетанты, успевшие наворотить немало, не смогли перейти с общедоступного FontGen на профессионально устроенный Fontographer, с растровых шрифтов на гораздо более сложные векторные (и слава Богу). Но, в конце концов, автор прав — образ буквы на оттиске формируется из пикселов, только дело не в наборе, а в растрировании. Впрочем, цифровой набор — это процесс или результат? Буква — это образ литеры в компьютере или то, что получилось на оттиске? Физическая эфемерность готового набора — новость для типографа, который привык считать таковым нечто вещественное. Это лишний раз свидетельствует о том, что компьютеризация привела к смене понятий, переоценке ценностей, необходимости тщательно проинвентаризировать теорию и материальную часть типографики и взять из нее то, что имеет непреходящее значение.
Так вот, книга Владимира Кричевского на 99% об этом. Не пересказ helpа из FontLab и не описание формата компьютерных шрифтов — ечь идет о смысле типографики, ее законах и вечных ценностях. Такой книги на русском языке давно не было, а потому полезность ее трудно выразить словами. В заключение хочется еще раз сказать о том, что чтение этой книги – еще и огромное удовольствие. За это и за прекрасное оформление – отдельное спасибо.
КомпьюАрт 6'2000