Иван Федоров и возникновение книгопечатания в Москве и на Украине

Часть 19. Истоки орнаментального убранства первых печатных книг

Е.Л.Немировский. Продолжение. Начало см. в Компьюарт № 9, 11’2002, 1-2’2004

Первая известная нам зрелая работа Феодосия Изографа — Четвероевангелие 1507 года¹, в послесловии которого перечислены лица, принимавшие участие в создании книги. Это Амос Каллиграфосник, который «черное писмо писал», Михаил Медоварцев, который «златом прописывал», и «Феодосие Зограф сын Дионисиев Зографов», который «евангелисты писал». Следует отметить, что все остальные рукописи, вышедшие из мастерской Феодосия Изографа, анонимны или помечены только именем писца.

Е.В.Зацепина считала автором орнаментики Четвероевангелия 1507 года Михаила Яковлевича Медоварцева. Для этого нет решительно никаких оснований, поскольку Медоварцев в нашей книжности фигура хорошо известная; изучению его жизненного и творческого пути много сил и труда отдала Нина Васильевна Синицына². Родом Медоварцев из Новгорода. Не исключено, что он начинал в книгописной мастерской архиепископа Геннадия, а затем вместе с Герасимом Поповкой перебрался в Москву.

Известны три рукописи, подписанные Медоварцевым. Н.В.Синицына считает этого мастера автором около 20 рукописей, идентичных по почерку ранее известным. Среди них и «Слова Григория Богослова». Если согласиться с этим, то получится, что Медоварцев начал работать в Москве уже в последнем десятилетии XV века. Однако первая подписанная им рукопись имеет более позднее происхождение. В 1505 году в монастыре Николы Старого он переписал служебную Минею, оставив в ней запись, что она сделана старанием «Михаила Иаковля сына Медоварцова, новоградца»³. По­видимому, в этом же московском монастыре жил и Амос, писец Четвероевангелия 1507 года, ибо упомянутая книга также была написана «в дому великаго чюдотворца Николы Старого». Работая в обители, Медоварцев, как полагает Синицына, был лицом светским. Он оставался в монастыре и десять лет спустя — в 1517 году, когда старец Исайя привез с Афона из Ватопедского монастыря «Житие святого Саввы». Медоварцев переписал эту книгу и подарил ее Кирилло­Белозерскому монастырю, «чтоб помянули в святых своих молитвах мое окаянство»⁴. Впоследствии это житие было переписано уже знакомым нам Гурием Тушиным⁵.

В дальнейшем Михаил Медоварцев работал у Максима Грека и разделил его участь. В 1533 году, когда Максима заключили в тверской Отрочь­монастырь, Медоварцева сослали в Коломну. О его дальнейшей судьбе мы ничего не знаем, но возможно, что он вернулся в Москву и продолжал работать. Для нашей темы представляет несомненный интерес тот факт, что в одной из рукописей, принадлежавших благовещенскому священнику Сильвестру — сборнике из собрания Кирилло­Белозерского монастыря, — есть запись: «Сию книгу прислал с Москвы Анфим к отцу своему Селивестру в Кириллов монастырь»⁶. Н.В.Синицына связывала эту запись с Михаилом Медоварцевым. Предположить, что Михаил Медоварцев работал в мастерской Сильвестра и имел какое­то отношение к возникновению книгопечатания в Москве, было бы, конечно, слишком смело, тем более что водяные знаки, на которых написана рукопись, позволяют датировать ее рубежом XV и XVI веков. Но некоторые связи все­таки намечаются.

Евангелист Лука. Миниатюра из Четвероевангелия 1507 года

Ни в одной из переписанных Медоварцевым книг не говорится о том, что он одновременно и украшал их, а оформлены они более чем скромно. Надо оговориться, что Н.В.Синицина приписывает Михаилу Медоварцеву роскошное Евангелие Государственного Исторического музея (Муз. 3443). Однако, если не принимать во внимание этой атрибуции, приходится признать, что орнаментика переписанных Медоварцевым рукописей далека от «феодосиевского» стиля Четверо­евангелия 1507 года.

Заставка из Учительного Евангелия 1524 года

Общие приемы и формы художественного убранства тесно связывают Четвероевангелие 1507 года с «Книгами 16 пророков», «Словами Григория Богослова» и Четвероевангелием Гурия Тушина. Надо сказать, что последнее утверждение далеко не общепризнанно. Так, Г.В.Попов писал в 1972 году о «разновременности» и «разнокачественности» декора памятников, приписанных нами школе Феодосия, и утверждал, что «ни одна из рассмотренных Е.Л.Немировским рукописей не может стоять рядом с памятником 1507 г. — известным Четвероевангелием из собрания М.П.Погодина, единственной из рукописных книг, в которой есть указания на работу Феодосия»⁷. Однако на страницах того же издания, в котором опубликована указанная работа, Н.В.Синицына выстроила в один ряд многие книги, которые мы атрибутировали мастерской Дионисия­Феодосия — от Слов Григория Богослова до знаменитого Евангелия Государственного Исторического музея, о котором речь пойдет ниже. На этот раз они связаны с именем Михаила Медоварцева⁸.

Полоса со старопечатной заставкой из рукописного Четвероевангелия

То, что лишь намечалось в ранних работах Феодосия, в Четвероевангелии 1507 года получило вполне законченную форму. Миниатюры книги восходят к Четвероевангелию Гурия Тушина. Однако здесь нет и в помине прежнего противоречия между фигурами евангелистов и орнаментикой фона. Изображение в виде киота, заключенного в нарядную арку, появившееся в последней миниатюре первого Четвероевангелия, в рукописи 1507 года стало правилом. Усилены и подчеркнуты мотивы, которые впоследствии были восприняты граверами первой московской типографии. Среди них — характерная арабеска с двухлопастными листьями на миниатюрах с Матфеем, Марком и Лукою (л. 10 об., 109 об., 173 об.). Тонкотравный орнамент с виноградными листьями, которым отделана арка евангелиста Матфея, стало излюбленным мотивом мастера первых безвыходных Четвероевангелий. Там же встречается и акантовый старопечатный вьюнок, заключенный Феодосием в рамку и впервые пущенный по черному фону (л. 106 об.). Первые русские типографы взяли из Четвероевангелия 1507 года большие буквицы и ломбарды. Конфигурация буквицы «З» («земля») перешла в безвыходные Четвероевангелия, а конфигурация буквицы «П» со звездочкой на верхней перекладине была воспринята Иваном Федоровым.

Исключительно нарядные заставки, расцвеченные всеми цветами радуги, связывают Четвероевангелие 1507 года как с предшествующей, так и с последующей московской книгописной традицией. Маленькая заставка перед оглавлением Евангелия от Матфея ранее встречалась в «Словах Григория Богослова», а затем появилась в роскошном Апостоле 1540­х годов, также вышедшем из мастерской Феодосия Изографа. Большая заставка (л.12) перед Евангелием от Матфея знакома нам по «Словам Григория Богослова». Схема заставки (л. 111) перед Евангелием от Марка была использована в упомянутом выше Апостоле, а малая заставка (л. 170 об.) повторена в роскошном Четвероевангелии 1531 года. Примеры можно продолжить.

В орнаментике Четвероевангелия 1507 года вполне развиты элементы разделки, которые потом на многие годы стали излюбленными приемами московских художников книги, — это тонкотравный орнамент, полосы двойных и тройных лепестков, золотая цепочка с цветочными розетками, колючий трилистник...

В третьем десятилетии XVI века оформление московских книг усложняется. Показательно в этом смысле Учительное Евангелие 1524 года⁹. Оно было переписано «по благословию и замышлению Троицкого Сергиева монастыря игумена Порфирия и соборных старцев рукою многогрешного инока Исаака Собакы». Человек этот впоследствии стал архимандритом сначала Симонова, а затем Чудова монастыря в Московском Кремле; его упоминал и Иван Грозный в известном послании в Кирилло­Белозерский монастырь¹⁰. Одно время Исаак Собака, как и Михаил Медоварцев, работал у Максима Грека. В 1531 году он вместе со старцем был привлечен к суду как один из его единомышленников. Исаака отлучили от церкви и отправили в заточение в новгородский Юрьев монастырь. Его вернул оттуда митрополит ­Иоасаф, возведенный на престол в 1539 году. Тогда­то Исаак и стал сначала дьяконом, затем священником и, наконец, архимандритом Симонова монастыря. Митрополит Макарий на первых порах поддер­живал Собаку и поставил его архимандритом кремлевского Чудова монастыря, но затем изменил свое отношение к нему. В феврале 1549 года Исаака Собаку снова судили, опять отлучили от церкви и сослали в Нилову пустынь на Белоозеро.

Полоса из Триоди постной, отпечатанной ­Андроником Тимофеевым Невежей в 1589 году, с копией заставки из рукописной книги

Нет никаких оснований приписывать оформление Учительного Евангелия 1524 года самому Исааку Собаке. Орнаментика принадлежит мастерам школы Феодосия Изографа, а большая нововизантийская заставка в форме буквы «П» с вязью внутри (л. 406) впоследствии встречается в роскошном Апостоле 1540­х годов. Нас в данный момент интересует заставка на л. 7 — сложный узор из переплетающихся акантовых листьев. Нижний край заставки ограничен прямой, замыкающая линия с боков и сверху имеет сложные очертания — такое в московской книге встречается редко. Две золотые вертикально расположенные ветви образуют в центре заставки столбик, разделяющий поле на две равные и почти симметричные части, а по столбику пущен акантовый вьюнок. Поле также дробят два горизонтальных синих прямоугольника с тонкотравным орнаментом, искусно выписанным белилами. Заставка обрамлена цепочкой с красными, синими и зелеными розетками — этот мотив известен нам по Четвероевангелию 1507 года. Обрамление хорошо гармонирует с инициалом «Н», который находится в нижнем левом углу полосы.

Миниатюра из Четвероевангелия 1531 года

Заставка Учительного Евангелия 1524 года — превосходный пример того стиля, который впоследствии будет назван старопечатным.

В 1520­х годах он все чаще стал встречаться в рукописных москов­ских книгах. Второй пример — Ирмолой, переписанный в 1529 году иноком Давидом¹¹.

Новые мотивы стали прочно входить в практику художников книги. В эти годы в мастерской Феодосия вспомнили о гравированном алфавите Израеля ван Мекенема, листы которого были привезены на Русь, по­видимому, еще в конце XV века вместе с гравюрами «мастера берлинских страстей» и мастера ES (об использовании их в московской книжной орнаментике уже говорилось). Весь строй инициалов, а также отдельные их элементы удивительно гармонировали с полюбившимися московским книжникам мотивами. Тогда­то московские художники по­своему использовали инициалы ван Мекенема. Сохранив основные элементы буквиц, художники начали умело комбинировать их и вводить в качестве черно­белых «клейм» в богатый цветом узор нововизантийской заставки, обогащенный тонкой феодосиевской разделкой.

Самые ранние опыты мы встречаем в двух рукописях Государственного Исторического музея, которые относят к первой четверти XVI века¹². Это Четвероевангелие Музейного собрания № 3443, написанное на бумаге с водяными знаками, датируемыми 1512­1523 годами, и Четвероевангелие Синодального собрания № 922 со знаками 1508­1522 годов.

Первое из них особенно роскошно. Большие заставки, преимущественно нововизантийского стиля, помещены здесь не только перед Евангелиями, но и перед всевозможными оглавлениями, предисловиями и указателями чтений. Каноны заключены в арабесковую рамку. Нововизантийские заставки дают превосходный пример типично «феодосиевской» разделки. Для нас особенно интересны заставки со старопечатными мотивами. Одна из них (л. 14) искусно скомпонована из двух симметричных относительно вертикальной оси частей, в которых мы узнаем нижнюю часть инициала «S» Израеля ван Мекенема. Использована она дважды, причем один раз — зеркально. Композиция заставки впоследствии пользовалась большой популярностью, в частно­сти она встречается в рукописном Четвероевангелии Ужгородского университета, в Октоихе 1530­х годов¹³, в Триоди постной, отпечатанной Андроником Тимофеевым Невежей в 1589 году (Зернова 1952. № 129). На том же листе помещен прекрасный инициал «А», орнаментальное наполнение которого повторяет один из элементов алфавита Израеля ван Мекенема.

Другая старопечатная заставка (л. 19) венчает таблицу с так называемыми канонами, заключенную в ярко­синюю декоративную рамку с золотой арабесковой разделкой. Таблица разделена на две части колонной с капителью, украшенной изображениями барашков — таких же, как на капителях колонн миниатюры с евангелистом Иоанном из Четвероевангелия 1507 года Феодосия Изографа. В клейме заставки использованы мотивы инициалов «N» и «H» Израеля ван Мекенема. Композиция эта почти дословно повторена в Четвероевангелии Иса­ака Бирева, о котором речь впереди.

Четвероевангелие Синодального собрания не столь роскошно, но и здесь нововизантийские заставки и инициалы соседствуют с заставками со старопечатными клеймами. Клеймо заставки на л. 11 представляет собой копию буквы «D» Израеля ван Мекенема, положенную на бок. Оба рассмотренных нами Четверо­евангелия вышли из одной москов­ской мастерской¹⁴.

Полоса Четвероевангелия из собрания Рогожского кладбища

Дальнейшее развитие этот стиль получил в знаменитом Четвероевангелии 1531 года¹⁵, которое переписано «грешным иноком» Исааком Биревым. Возможно, это все тот же Исаак Собака, изменивший имя по причине происходившего в том же 1531 году и осудившего его собора. В выходной летописи книги Бирев подчеркивает, что у него было много произвищ — «по вине греховней многыми именованьми порекломь зовомь». В рукописи пять миниатюр. Наибольший интерес для нас, однако, представляют четыре заставки со старопечатными клеймами. В первую из них (л. 13) художник вводит мотивы инициала «Q» Израеля ван Мекенема, заключая черно­белый круг в прямоугольное нововизантийское обрамление, насыщенное цветом. В обрамлении — полоса тройных лепестков. Точно такое же построение, однако с инициалом «О» в качестве клейма, далее встречается в Апостоле 1540­х годов. Во второй старопечатной заставке (л. 163) умело использованы мотивы двух инициалов ван Мекенема: в левой части — «N», в правой — «Н». Эта заставка повторяется в Апостоле 1540­х годов и Четвероевангелии Муз. 3443. В Апостоле имеется и другая заставка с совершенно аналогичной композицией — в левой части мотив инициала «V». Эта композиция почти без изменений воспроизведена Иваном Федоровым и Петром Мстиславцем в первопечатном Апостоле 1564 года. В третьей старопечатной заставке (л. 259) Четвероевангелия Исаака Бирева имеются мотивы инициала «I» ван Мекенема, которые впоследствии стали чрезвычайно популярны в русской рукописной и старопечатной книге. Наконец, в четвертой старопечатной заставке — сравнительно небольшое круглое черно­белое клеймо (л. 329).

Заставка со старопечатным клеймом из Четвероевангелия из собрания Рогожского кладбища

Заставка из рукописного Апостола 1540-х годов

В начале 30­х годов XVI века из московской мастерской вышло превосходно оформленное Четвероевангелие из собрания Рогожского кладбища, которое хранится в Российской государственной библиотеке¹⁶. Здесь четыре заставки со старопечатными клеймами (л. 9, 96, 153, 247), целая страница, обрамленная старопечатным вьюнком (л. 9), а также арабесковая заставка (л. 314), к которой восходят мотивы некоторых заставок первопечатного широкошрифтного Четвероевангелия.

В 30­х годах был написан Апостол из Синодального собрания, который хранится в Государственном Историческом музее¹⁷. В его оформлении господствует старопечатная орнаментика в сочетании с нововизантийской разделкой. В клеймах заставок рукописи использованы орнаментальные мотивы инициалов «D», «E», «I», «M», «P», «Z» Израеля ван Мекенема. Интересна заставка на л. 366, в которой на фоне старопечатной листвы изображена фигура женщины.

Последние работы «феодосиев­ского» стиля относятся к 40­м годам XVI века. Наиболее характерные из них — Четвероевангелие Ужгород­ского университета¹⁸ и роскошный Апостол из библиотеки Троице­Сергиевого монастыря¹⁹. В последней рукописи — 49 заставок. В 15 из них главенствуют старопечатные мотивы и встречаются уже известные нам варианты композиции. Среди новых — наиболее интересна заставка на л. 347 — по мотиву инициала «Т» Израеля ван Мекенема, послужившая прототипом для одной заставки Апостола 1564 года Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца.

Вышеописанный стиль, сложившийся в первой половине XVI столетия, сыграл определяющую роль в формировании орнаментики первых московских печатных книг. Характерной чертой этого стиля является сочетание черно­белых клейм с нововизантийским обрамлением и своеобразными элементами разделки: тонкотравным орнаментом, кленовыми (виноградными) листьями, полосами двойных и тройных лепестков, акантовым вьюнком, колючим трилистником.

Полоса из рукописного Апостола 1540-х годов

Орнаментальные мотивы клейм в некоторых случаях имеют зарубежные источники — гравированный на металле алфавит Израеля ван Мекенема. На Руси эти мотивы были творчески переработаны. Вместе с тем многие старопечатные заставки вполне оригинальны, а их мотивы не имеют аналогов в буквицах ван Мекенема. В их числе следует назвать рассмотренную выше заставку из Учительного Евангелия 1524 года; заставку на л. 8 Ужгородского Четвероевангелия, послужившую прототипом орнаментики широкошрифтной Псалтыри; заставку на л. 2 Октоиха 1530­х годов²⁰, ставшую прототипом для Андроника Тимофеева Невежи (Зернова 1952. № 97) и т.д. В конце 40­х — начале 50­х годов XVI века «феодосиевский» стиль теряет свою первоначальную чистоту и постепенно перерастает в старопечатный стиль. Исчезают нововизантийское обрамление и традиционные элементы разделки, а на первое место выступают черно­белые клейма. Такова, в частности, орнаментика небольшого Апостола из ризницы Троице­Сергиева монастыря²¹. В этом монастыре зародился и другой вариант орнаментики, также вышедший из «феодосиевского» стиля. Он характеризуется устранением угловатости и резкости акантовой листвы, сочетанием черно­белого клейма с красными рамками или с красными (вместо голубых у Феодосия) полями, по которым пущен черный тонкотравный узор (у Феодосия — белый). Художественное значение и уровень исполнения не слишком высоки. Этот тип орнаментики представлен «Словами Василия Великого», переписанными в 1556 году Исаей Каргопольцем, Минеями 1558 года писца Фирсишки, Толковой Псалтырью 1551­1553 годов, переписанной архиепископом новгородским Серапионом Курцовым, Четвероевангелием 1550­х годов и др.

В 1560­1570­х годах возник еще один вариант «феодосиевского» стиля — роскошный до безвкусицы, перегруженный всевозможными элементами разделки, модернизированным и плоским нововизантийским обрамлением, однако сохраняющий в качестве ядра заставки черно­белое старопечатное клеймо.

У истоков старопечатной орнаментики, таким образом, стоит школа Феодосия Изографа, занимавшая ключевые позиции в русском книжном искусстве первой половины XVI века.

КомпьюАрт 2'2004